Ромек В.Г., к.пс.н., доцент - Персональный сайт Владимира Ромека

Формы и методы когнитивно-поведенческой психотерапии

romek — Tue, 14 Nov 2023 06:09:15 +0000

Формы и методы когнитивно-поведенческой психотерапии romek вт, 11/14/2023 - 09:09

Тренинг уверенности в себе. 25-26 ноября 2023. Ростов-на-Дону

romek — Wed, 25 Oct 2023 05:59:46 +0000

Тренинг уверенности в себе. 25-26 ноября 2023. Ростов-на-Дону romek ср, 10/25/2023 - 08:59

Наслаждение от каждого дня

romek — Thu, 23 Jun 2022 06:42:00 +0000

Наслаждение от каждого дня romek чт, 06/23/2022 - 09:42

Ромек Владимир Георгиевич, к.пс.н., доцент

romek — Mon, 03 Feb 2020 10:17:50 +0000

Ромек Владимир Георгиевич, к.пс.н., доцент romek пн, 02/03/2020 - 13:17

Вы открыли мою домашнюю страницу, на которой я расскажу о себе, своих научных и личных интересах, работе и хобби.

Здесь же вы "из первых рук" сможете загрузить для личного использования мои статьи, книги и архивные материалы.

Ромек В.Г. Предпосылки и критерии профессионализации психолога-тренера. (2006). Полный текст.

romek — Sat, 30 Apr 2022 10:22:05 +0000

Ромек В.Г. Предпосылки и критерии профессионализации психолога-тренера. (2006). Полный текст. romek сб, 04/30/2022 - 13:22

Ромек В.Г. Предпосылки и критерии профессионализации психолога-тренера // Профессиональное становление специалиста. Сборник научных трудов. Ростов н/Д: Издательство Фолиант. - 2006 - С. 99-110. ISBN 5-94593-119-5

Рынок психологических тренингов самых разных типов и видов в крупных городах России стремительно развивается. Даже беглый просмотр предложений тренингов в сети интернет позволяет предположить, что Россия вплотную приблизилась к показателям Германии 1985 г., где в то время существовало более 350 фирм и институтов, специализировавшихся на бизнес-тренингах, и дополнительно 2000 специалистов работало на свой страх и риск, так сказать, "частным образом"?. Хотя уровня 2000 r. (420 фирм и 4300 "свободных специалистов") мы пока не достигли.

Наметилась некоторая специализация тренинговых и консалтинговых компаний. Так, лидеры сетевого маркетинга предпочитают пользоваться услугами своих же, "сетевых" тренеров. Многие компании разрабатывают внутрифирменные тренинrовые программы и готовят своих собственных тренеров из соображений конфиденциальности или рассматривая качественную психологическую подготовку сотрудников как важное конкурентное преимущество. Конечно, по характеру рекламных объявлений в газетах и сети Интернет трудно судить о реальном объеме средств, которые еженедельно тратятся на разного рода психологические и бизнес-тренинги, но суммы эти, очевидно, немалые.

Профессия бизнес-тренера стала привлекательной как для абитуриентов, выбирающих будущую специальность, так и для людей с высшим образованием, причем не только психотерапевтическим или педагогическим. Несмотря на обилие разнообразных школ и курсов по подготовке тренеров (программ тренинга тренеров), единых программ такой подготовки и критериев профессионального мастерства бизнес-тренеров пока не существует.

В данной статье мы намерены рассмотреть предпосылки и факторы эффективной профессионализации психолога-тренера, а также используемые на рынке критерии оценки, так сказать, "готового продукта" - проведенного тренинга. Этот вопрос существенен с нескольких точек зрения.

Во-первых, при отборе психологов в школы тренеров необходимо хотя бы в минимальной степени иметь представление о том, на основании каких критериев следует осуществлять этот отбор.

Во-вторых, содержание подготовки бизнес-тренера также должно ориентироваться на заранее установленные параметры профессиональной компетентности тренера.

И, наконец, в-третьих, вхождение уже подготовленного тренера в профессиональные сообщества требует, видимо, некоторой особой компетентности по само-продвижению тренера на рынке психологических услуг. Иными словами, вопрос о предпосылках и критериях профессионализации психолога-тренера не так прост, и должен рассматриваться в системе анализа личностных предпосылок, формирования профессиональной компетентности и приемов профессионализации.
Рассмотрим отдельно эти три компонента.

Двуликий Янус

В научной литературе, посвященной психологическому тренингу, можно встретить несколько подходов к определению профессионально важных качеств психолога-тренера и навыков (компетентности), которой психолог-тренер должен обладать.

Некоторые авторы концентрируют свое внимание либо на личностных особенностях, которые делают работу тренера эффективной [ 1, 2 ], либо на индивидуальности тренера как в отношении личностных переменных, так и в отношении стиля ведения группы и приемов, которые тренер использует [3]. Все перечни личностных особенностей успешного тренера можно так или иначе соотнести с требованиями Национальной ассоциации профессиональной ориентации США к успешным психологам-консультантам. С точки зрения профессионализма существенным признается:

1. Проявление глубокого интереса к людям и терпения в общении с ними (интерес к людям и толерантность).
2. Чувствительность к установкам и поведению других людей (внимательность).
3. Эмоциональная стабильность и объективность.
4. Способность вызывать доверие (и симпатию) других людей.
5. Уважение прав других людей [2. С.26].

То, насколько перечисленные качества являются качествами личности, конечно, остается дискуссионным вопросом. В.В. Никандров [ 4] существенно расширяет этот список, предлагая различать личностные и профессиональные факторы успешности работы психолога-тренера. В списке Никандрова [4. С. 135-136] числится уже 10 личностных качеств: порядочность, ответственность, социальная чувствительность, эмпатичность, социальная зрелость, включающая жизненный опыт, интеллект, креативность, развитая волевая сфера (самообладание, выдержка, терпение, настойчивость), уравновешенность и стрессоустойчивость, уверенность в себе, энтузиазм, оптимизм. Помимо этого, В.В. Никандров называет находчивость, остроумие, чувство юмора, интуицию, красноречие и внешний вид тренера.

Список В.В. Никандрова во многом пересекается с перечнем важных личностных черт тренера, предлагаемым И.В. Вачковым [1. С. 98], который, помимо уже названных качеств, включает дополнительно способность концентрироваться на клиенте, желание ему помочь, открытость к отличным от собственных взглядам и суждениям, гибкость и терпимость в общении, интуицию и богатое воображение, а также способность предъявлять подлинные эмоции и переживания (аутентичность).

Действительно, трудно остановится, составляя перечень черт личности успешного тренера. Список может быть продолжен, и, вероятно, назрела необходимость более или менее строгого исследования как субъективных представлений психологической общественности относительно "идеального тренера", так и подобного исследования, привязанного к "внешним критериям". Хотя следует отметить, что и сам вопрос такого рода внешних критериев эффективности тренинга весьма не прост. Тот же Никандров выделяет в этой эффективности субъективный (удовлетворенность участников) и объективный (достижение целевого результата) моменты, что чревато опасностью попасть в "замкнутый круг".

Важным в позиции В.В. Никандрова нам представляется четкое выделение 16-ти профессиональных навыков тренера (которые он называет "профессиональными качествами" [4. С. 135 - 136]. Хотя и этот обширный перечень может быть расширен и дополнен.

Некоторые авторы [5] склонны рассматривать компетентность тренера скорее в технологическом ее аспекте, перечисляют навыки, которыми обладают успешные психологи-тренеры. Специфическими навыками, делающими работу тренера успешной, с точки зрения В.Ю. Большакова, является умение формировать "должным образом" социально-ролевую структуру группы, выстраивать стадии развития группы "в нужной последовательности и с нужной продолжительностью", умение использовать психологические особенности участников группы и умение контролировать свое собственное поведение [5. С. 68]. Вопрос о "должном" и "нужном" автор, конечно, признает дискуссионным. Навык самоконтроля,
с нашей точки зрения, тоже едва ли является специфичной способностью психолога-тренера, хотя отсутствие этого навыка
нужно, безусловно, отнести к противопоказаниями.

Т. Зайцева, продолжая список "технологических" умений тренера, отмечает важность процессов моделирования целевого
поведения как в плане подачи информации, так и в собственном поведении или манере общения [3. С. 69]. Умение использовать психологические особенности участников группы Т. Зайцева несколько конкретизирует. С ее точки зрения сутью этой способности выступает умение тренера во взаимодействии с участниками группы организовывать (в рамках зоны ближайшего развития участников) совместную деятельность по достижению изменений [3. С. 64]. Остается, правда, открытым вопрос о характеристиках модели, которую в этом сложном процессе должен демонстрировать тренер.

В.В. Никандров [4], анализируя методическую (технологическую) компетентность тренера, отмечает важный, на наш взгляд,
аспект этой компетентности. Специалиста от шарлатана, по мнению Никандрова, отличает способность подчинять богатый инструментальный репертуар решению конкретной проблемы. Иными словами, средства достижения ясно осознанной цели остаются именно средствами, приемами, эффективными лишь в этом контексте.

Признанные специалисты в области подготовки тренеров Л. Кроль и Е. Михайлова [6] называют это качество профессионального тренера "технической компетентностью", понимая под ней "умение трансформировать цель, поставленную перед тренером ... в систему конкретных учебных задач, подобрать отвечающие им интерактивные упражнения, применить их практически" [6. С. 33]. Противоположный путь - "от метода к проблеме", характерен
для шарлатанов от психологии [4. С. 134).

Отметив здесь, что методология различных типов психологического тренинга все же достаточно специфична, вопрос о том, что важнее, тренинг навыков или развитие личностных качеств психолога-тренера, мы склонны рассматривать диалектически, предполагая большую степень единства, и, одновременно противоречивость этих двух задач. Все перечисленное выше вряд ли может служить однозначным критерием, но позволяет наметить некоторые профессиональные ориентиры, которые можно использовать как в образовательных, так и в сугубо практических целях - при профессиональном отборе психологов-тренеров.

Рассмотрим теперь способы оценки эффективности работы психологов-тренеров, которые должны бы служить внешним критерием их профессионализма, и на которые начинающим тренерам следует ориентироваться при планировании своей карьеры и продвижения собственных услуг на рынке.

Чаще всего для оценки профессионализма бизнес-тренера используют устный опрос участников тренинга. Степень их удовлетворенности рассматривается как показатель эффективности тренинга для участников. Нужно сказать, что этот подход вполне себя оправдывает, если единственной целью организации тренинга было организовать хороший и полезный отдых его участников. Ведь часто основу удовлетворенности участников тренинга составляет вовсе не их профессиональное совершенствование.

Иногда тренеры проводят устный или письменный опрос участников относительно приобретенных на тренинге навыков, умений и знаний [5]. Конечно, интенсивно проработав два - три дня в малой группе, каждый из ее членов что-либо вспомнит из содержания тренинга. Однако даже при единодушной оценке важности и полезности тренингового материала сами же участники часто ссылаются на трудности с применением выученных навыков в реальной работе.

Проблема трансфера (переноса) выученных навыков в ситуации тренинга в реальную жизнь относится к числу наиболее серьезных. Существует некоторая разница между выучиванием навыка и его использованием. Часто люди, прошедшие тренинг, опасаются резко менять свою манеру поведения из-за оправданного опасения "не стало бы хуже". Привычный способ, например, торговать или вести переговоры, уже хоть как-то себя оправдал. Нововведения всегда связаны с некоторой опасностью. При отсутствии явной поддержки использования новых навыков со стороны всех уровней
управления, трансфер может быть затруднен не по вине плохого тренера, дефектной программы или нерадивых участников.
Сама социальная среда часто препятствует успешному трансферу.

Иногда же отсутствие немедленных изменений определяется очевидным психологическим фактом, заключающимся в том, что изменения в установках и привычках (в конечном счете - в поведении) человека происходят медленно, и нельзя ждать, что эффект тренинг даст тотчас же. Опыт показывает, что со временем уровень удовлетворенности тренингом будет снижаться, зато степень трансфера возрастет. Возрастет, конечно, лишь при серьёзном отношении к тренингу не как к разовому мероприятию, "гастролям" заезжего тренера, а как серьезной продолжительной и скрупулезной совместной работе тренера, организатора и участников тренинга. В противном случае рано или поздно изменения сами собой сойдут на нет.

Ещё одна проблема, связанная с оценкой уровня профессионализма психолога-тренера, заключается в том, что на постсоветском пространстве пока не существует авторитетной и всеми признанной системы сертифицирования бизнес-тренеров и тренеров по работе с населением. Существуют, конечно, специальные организации, занимающиеся тренингом тренеров, их число увеличивается, но все они работают в сфере дополнительного к высшему образования и выдают дипломы и сертификаты ограниченного действия. Часто негосударственные школы тренеров (выдающие государственные сертификаты) оказываются значительно эффективнее учебных заведений, прошедших государственную аккредитацию. Иными словами, судить о квалификации тренера и ожидать эффективности его работы по предоставляемым документам
об образовании трудно. Множество дипломов различных международных центров и академий, навязчиво демонстрируемых
тренером, часто свидетельствует скорее об активности тренера, но не даст гарантий качества его работы.

Итак, поскольку оценка эффективности тренинга либо затруднена, либо вообще не производится, а единых критериев и механизмов сертификации пока не существует, то большинству тренеров приходится самим предпринимать некоторые шаги, чтобы доказать свое отличие от шарлатанов, проходимцев и руководителей сект, так же часто называющих свои агитационные мероприятия "психологическими тренингами".

Остановимся далее подробнее на процессе профессионализации начинающего тренера, в идеальном случае обладающего всеми перечисленными выше личностными качествами и технологическими умениями. По умолчанию будем считать, что процесс профессионализации тренера базируется на завершенном высшем образовании и дополнительной профессиональной подготовке (переподготовке).

Далее, собственная практика образует базу для приобретения навыков самостоятельной и ответственной практической работы. Но и здесь существуют некоторые объективные барьеры, основанные на естественном пределе интенсивности качественной работы в области психологического тренинга, связанным с так называемым "синдромом сгорания". Качественно и без вреда для здоровья даже очень квалифицированный тренер может проводить один - два,
редко - три тренинга в месяц. Иными словами, достигнув некоторого предела заказов, и завоевав доверие надежных заказчиков, некоторые тренеры просто не заинтересованы в новых заказах, даже в случае очень большого гонорара.
На что же чаще всего ориентируются заказчики, оценивая уровень профессионализма и компетентности бизнес-тренера? Можно наметить несколько ориентиров. Без знания этого начинающему тренеру очень трудно быстро
и без проблем занять свое место на рынке психологического тренинга, даже если он -- прекрасный специалист, так сказать, потенциально.

Тренер - "парень не из нашего города"

Многие организаторы предпочитают приглашать тренеров из других городов, преимущественно столичных, предполагая, что все хорошие тренеры либо уже переселились в столицы, либо там и живут изначально. Действительно, столица всегда обладает постоянной притягательной силой города, богатого возможностями и деньгами.

Столичное или иногороднее происхождение наделяет тренера некоторым ореолом значимости и таинственности. Безусловным приоритетом "по умолчанию" обладает также любой заграничный тренер. Тренер из Москвы (или даже из Новосибирска) при равной квалификации и одинаковом гонораре имеет безусловное преимущество перед местным тренером, но проигрывает тренеру из Мюнхена или Нью-Йорка. Сегодняшняя ситуация такова, что психолог-тренер, получивший полноценное образование в Германии, имеющий многолетний опыт проведения тренингов, прекрасно
знающий региональные особенности бизнеса, но проживающий в Азове, не получит заказ, на который претендует бывший моряк из Москвы, планирующий провести "по книжке" свой третий тренинг. Проблема в том, что первый вряд ли будет превозносить свои тренерские качества, надеясь на здравый смысл заказчика, зато второй многочисленными дипломами и сертификатами, яркой и образной речью, намеками на серьезные знакомства и принципиально несбыточными обещаниями сможет "пустить пыль в глаза" заказчику. К тому же, на его стороне миф о безусловно хорошем качестве "столицы и заграницы".

Здесь, конечно, нужно сказать и о том, что концентрация в столице хороших профессиональных тренеров выше, чем в провинции. Развитый рынок и высокий уровень гонораров притягивает хороших специалистов. Но он с такой же силой притягивает мошенников и шарлатанов. С нашей точки зрения, решающим при выборе тренера должен
является именно уровень и качество его подготовки, профессиональный опыт и мастерство, а вовсе не место проживания. Иная среда проживания и опыт тренинга, приобретенный в иной культуре, являются скорее недостатком, чем преимуществом, в силу знания тренером культурно-специфичных особенностей ведения бизнеса.

Адаптация иностранных или инокультурных программ представляет собой серьезную проблему для современной практической психологии. Немецкому профессору Фишеру, например, для адаптации программ психологического тренинга концерна Сименс к условиям Китая, где строилось новое производство, потребовалось более 3 лет и очень существенные материальные ресурсы. Без адаптации психологический тренинг китайцев по немецким технологиям скорее вредил, чем создавал прибыль.

Не следует считать, что проблема адаптации тренинговых программ касается лишь таких разных стран и культур, как Китай
и Германия. Были существенные трудности в работе западногерманских тренеров в восточногерманских землях после объединения Германии. Эти проблемы стали темой существенных профессиональных дискуссий психологов.

Итак, профессиональный тренер обязательно потребует время для адаптации своих программ к местным условиям, запросам участников тренинга и требованиям заказчика и не станет утверждать, что его программа и квалификация универсальны и применимы в любых социальных и культурных условиях.

Дороrо - значит качественно

Уровень цен на психологические тренинги достаточно высок. В силу этого, при достаточно высоком уровне конкуренции на рынке, у многих тренеров возникает соблазн путем демпинга "перехватить" заказ у конкурента. Другой соблазн заключается в непомерном увеличении цены в расчете на то, что один "дорогой" тренинг компенсирует десять упущенных в силу дороговизны заказов. Несмотря на очевидный факт связи цены, качества и пользы от тренинга, связь эта вряд ли имеет прямолинейный характер. Цена тренинга сама по себе не может служить единственным критерием эффективной профессионализации тренера.

Ну, и конечно, никто не сможет оценить эффективность тренинга, если предварительно не будут определены, конкретизированы и согласованы некоторые ориентиры, цели проводимого тренинга.

Предварительный поведенческий анализ и согласование целей

Первоначальное рекламное описание тренинга тренером часто имеет очень общий, туманный характер и требует конкретизации. Конкретизации требуют и бывающие довольно туманными запросы заказчика. Например, формулировка "сделайте так, чтобы продавцы лучше торговали" может означать очень разные вещи. Это может значить, что ему нужно научить своих сотрудников:
• не мешать покупателям покупать,
• помогать покупателю покупать нужную ему вещь,
• продавать самые дорогие товары,
• навязывать покупателю ненужные ему вещи,
• говорить русским языком и не перебивать покупателя,
• задавать глупые вопросы,
• внимательно слушать,
• доброжелательности,
• умению сотрудничать и поддерживать друг друга,
• знать все особенности продаваемого товара,
• не воровать

и так далее до бесконечности. А может просто означать желание увеличить оборот при минимальном ассортименте на окраине города. Как менеджер, так и тренер могут по-разному оценивать важность, а также перспективность тренировки отдельных навыков.

Согласование целей позволит избежать многих неприятностей, спланировать время и место проведения тренинга. Серьезный подход к обсуждению и согласованию с заказчиком целей тренинга мы также склонны считать одним из критериев профессионализма психолога-тренера.

Способы мотивации к участию

Практически невозможно ничему научить человека, если он сам этого не хочет. Точнее, научить можно, принуждением и насилием, вот только пользоваться он выученным не будет. В этой связи самыми эффективными бывают тренинги, в которых участвуют лишь те, кто очень хочет принять в них участие, например, из соображений самосовершенствования или имея в виду перспективу карьерного роста. Еще лучше, если участники тренинга либо сами оплатят свое обучение (так тоже бывает, например, в сетевых компаниях), либо участие в тренинге станет поощрением за особые успехи в работе.

Способности, проявляемые бизнес-тренером в плане формирования эффективной мотивационной основы тренинга, можно считать одним из компонентов его профессионализма.

Как ясно из предшествующего текста, при оценке уровня профессионализма бизнес-тренера не следует ориентироваться только на рекламные тексты, сертификаты и дипломы.

Уровень образования и предшествующая деятельность закладывают основу для успешной профессионализации.

Попробуем теперь еще раз перечислить основные навыки и качества, способствующие профессиональной реализации тренера, уже обладающего в этом качестве технологическим и личностным потенциaлoм.

1) Тренер стремится к постоянному профессиональному и личностному росту. В силу сложности решаемых им задач, тренер - специальность междисциплинарная. Идеальным будет комбинация психолоrического, психотерапевтического, философского и бизнес-образования (управленческое консультирование).

2) Опыт работы тренера, как и любого другого специалиста, составляет один из существенных компонентов его профессиональной компетентности. Косвенным критерием этой компетентности могут служить отзывы и рекомендации заказчиков, а также коллег. Заботиться об этих рекомендациях должен сам тренер, на начальных этапах своей карьеры уделяя этому особое внимание. Высокая степень публичности, выступления в средствах массовой информации, на конференциях и собраниях способствуют профессионализации.

3) Социальные и коммуникативные навыки имеют существенное значение на всех этапах карьеры тренера. Тренер сам должен обладать широким репертуаром поведения, уметь производить хорошее впечатление на собеседника. В первую очередь следует обратить внимание на следующие коммуникативные навыки: умение слушать, гибко реагировать на вопросы и возражения собеседника и менять стиль поведения в зависимости от ситуации. Особо обратите внимание на умение вызвать симпатию у собеседника.

4) Способность к адаптации и изменениям, гибкость как в общении, так и организации собственной карьеры, являются важной детерминантой успешности карьеры тренера. Поскольку трудно поверить в универсальность какого-либо психологического метода или приема, то нужно также иметь в виду способность к адаптации и готовность перерабатывать программы тренинга, приспосабливая их к конкретным нуждам заказчика и местным социокультурным условиям.

5) Мобильность тренера также создает существенные конкурентные преимущества по сравнению с теми, кто предпочитает работать исключительно в своем регионе.

В заключение следует отметить, что изменения, происходящие в нашем обществе со все возрастающей скоростью, могут служить как подспорьем, так и серьезным препятствием на пути начинающего тренера в зависимости от его активности именно на начальном этапе карьеры. С учетом этого разумным представляется на старших курсах обучения в ВУЗе вводить специальные учебные курсы, содержанием которых служит знакомство студентов с практикой построения психологической карьеры.

Литература

1. Вачков И.В. Основы технологии группового тренинга. Психотехники. М.: Ось 89, 2005.
2. Кочюнас Р. Психотерапевтические группы: теория и практика. М.: ОППЛ, 2000.
3. Зайцева Т.В. Теория психологического тренинга. Психологический тренинг как инструментальное действие. С-Пб.: Речь, 2002.
4. Никандров В.В. Антитренинг, или контуры нравственных и теоретических основ психотренинга. С-Пб.: Речь, 2003.
5. Большаков В.Ю. Психотренинг: социодинамика, упражнения, игры. СП-6.: Социально-психологический центр, 1986.
6. Кроль Л.М., Михайлова Е.Л. Тренинг тренеров: как закалялась сталь. М.: Класс, 2002.
7. Brengelmann ].С. (Hrsg.) Stressbewaeltigungstraining. Verlag Peter Lang, 1988.

Теги

Полнотекстовая статья

Статья

Загрузить файл

Ромек В.Г. Предпосылки и критерии профессионализации психолога-тренера. (2006). Полный текст.

Ромек Е.А., Ромек В.Г. Психологическое исследование шизофрении С. Н. Шпильрейн в свете дисциплинарного кризиса психиатрии начала XX века. (2016). Полный текст.

romek — Sun, 24 Apr 2022 08:00:22 +0000

Ромек Е.А., Ромек В.Г. Психологическое исследование шизофрении С. Н. Шпильрейн в свете дисциплинарного кризиса психиатрии начала XX века. (2016). Полный текст. romek вс, 04/24/2022 - 11:00

Ромек Е.А., Ромек В.Г. Психологическое исследование шизофрении С. Н. Шпильрейн в свете дисциплинарного кризиса психиатрии начала XX века // Российский психологический журнал. - 2016. - Том 13, № 1. - С. 210-219.

Резюме: В статье рассматривается становление новаторского «психологического» метода исследования шизофрении, описанного С. Н. Шпильрейн в ее диссертации «О психологическом содержании одного случая шизофрении» (1911 г.). Авторы показывают, что вопреки распространенному представлению о С. Н. Шпильрейн как преданной ученице К. Г. Юнга, реализовавшей в своей диссертации его идеи, фактически она использовала в своей работе оригинальный метод изучения шизофрении, синтезировавший наиболее перспективные подходы к «душевным болезням» того времени. Опираясь на исследования архивных документов психиатрической больницы Бургхольцли, авторы подчеркивают, что главная заслуга применения метода З. Фрейда в «большой» психиатрии принадлежала Э. Блейлеру, и именно благодаря ему С. Н. Шпильрейн познакомилась в Бургхольцли с альтернативным психоаналитическим подходом к душевным расстройствам и получила возможность применить его в своей диссертации.
Авторы обращают внимание и на неокантианскую составляющую «психологического» метода С. Н. Шпильрейн. Описательные методы исследования души неокантианцев вдохновили другого выдающегося психиатра XX в. – Ясперса. В 1909 г. С. Н. Шпильрейн собиралась поступать в Гейдельбергский университет и могла бы стать там ученицей В. Виндельбанда или последовательницей К. Ясперса в психиатрии, но она вернулась в Бургхольцли к психоанализу. Авторы показывают, что в своей докторской диссертации Н. Шпильрейн разработала метод, соединивший в себе феноменологический подход к субъективным симптомам неокантианцев – Ясперса и «презумпцию осмысленности» речи душевнобольных Фрейда – Блейлера. При этом, изучая случай своей пациентки, она в полной мере реализовала гуманистический потенциал обоих подходов.

Ключевые слова: Шпильрейн, Блейлер, Ясперс, Фрейд, шизофрения, субъективный подход, психиатрия, психоанализ, психотические расстройства, Бургхольцли.

Введение

Многочисленные публикации о Сабине Шпильрейн так или иначе сфокусированы на ее отношениях с двумя великими мужами психоанализа, отношениях личных, терапевтических, профессиональных. Фокус был задан книгой А. Каратенуто [3], в которой история Сабины, ее дневник и письма рассматриваются, прежде всего, сквозь призму терапевтического отношения в психоанализе: переноса и контрпереноса. С. Н. Шпильрейн в этой перспективе предстает пациенткой, анализанткой, соблазнительницей, соблазненной, «матерью» К. Г. Юнга и их воображаемого ею сына Зигфрида, «дочерью» З. Фрейда. В том же контексте чаще всего рассматриваются и наиболее известные публикации С. Н. Шпильрейн – диссертация и статья «Деструкция как причина становления»: их значение измеряется главным образом упоминаниями в работах мэтров психоанализа. И поскольку авто-ритет З. Фрейда и К. Г. Юнга в науке огромен (и заслужен), С. Н. Шпильрейн отводится роль «малышки», волей случая спровоцировавшей «инсайты» серьезных ученых. «Однако это не первый случай, – замечает, например, А. Ван Ванинг, – когда фигура, стоящая, казалось бы, на заднем плане, оказывается источником далеко идущего влияния, когда «малая история» удивительным образом отражается в истории науки» [2, с. 66].

С нашей точки зрения, скорее верно обратное: в «малой истории» научных поисков С. Н. Шпильрейн в полной мере отразилась история «большой» науки. И поскольку Сабина была прекрасно подготовлена к встрече с «большой наукой» воспитанием и образованием, по-настоящему удивительно в ее биографии совпадение времени и места. Таких судьбоносных совпадений в жизни С. Н. Шпильрейн было немало, а порой и несовпадения, несостоявшиеся встречи также имели существенное значение. В этой статье мы хотим обратить внимание на важнейшее влияние, которое оказали на «психологическое» исследование шизофрении С. Н. Шпильрейн два человека «большой науки». С одним из них ей довелось быть знакомой лично, встреча с другим – так и не состоялась. Именно благодаря двум психиатрам, о которых пойдет речь, она смогла осуществить блестящее, глубоко новаторское «психологическое» исследование шизофрении в своей диссертации. Начнем с встречи, и чтобы предупредить возможные разочарования, предупредим: речь пойдет не о К. Г. Юнге.

Как известно, владея несколькими иностранными языками и прекрасно зная немецкий, 17 августа 1904 г. выпускница Екатерининской гимназии Ростова-на-Дону С. Н. Шпильрейн поступила на лечение в Бургхольцли, психиатрическую клинику при Цюрихском университете. Там состоялось ее знакомство с Э. Блейлером и, благодаря ему – с психоанализом.

Эуген Блейлер

В мемуарах, написанных на склоне лет, К. Г. Юнг так охарактеризовал свою работу в Бургхольцли (1900–1909 гг.): «…Абстрагировавшись в возможно большей степени от того, что говорит пациент, врач должен был поставить диагноз, описать симптомы и составить статистику. С так называемой клинической точки зрения, которая тогда господствовала, врач занимался больным не как отдельным человеком, обладающим индивидуальностью, а как пациентом Икс с соответствующей клинической картиной. Пациент получал ярлык, ему приписывался диагноз, чем обычно все и заканчивалось. Психология душевнобольного никого не интересовала» [9, с. 89–90].

Действительно, основанная 1870 г. по проекту В. Гризингера, Бургхольцли в начале XX в. во многих отношениях была классической психиатрической больницей. Большая часть пациентов попадала туда случайным, в общем-то, образом, в недобровольном порядке, и содержалась за казенный счет. Когда в 1900 г. директором клиники был назначен Э. Блейлер, там работали 4 врача, отвечавшие за 400 пациентов [15], причем в их обязанности помимо лечения входило обеспечение покоя и порядка в палатах, купание, кормление и укладывание пациентов спать, инструктаж вспомогательного персонала [15]. Их главной задачей было не специфическое лечение, а успокоение пациентов, чтобы буйные, по крайней мере, не кричали и не мешали спать остальным.

По свидетельству Э. Блейлера, большая часть медикаментов, равно как и гипноз, использовалась именно с этой целью: «Покой в отделении означал, что лечение идет должным образом» [15]. Так же, как в других психиатрических больницах Европы того времени, в Бургхольцли применялись стерилизация и кастрация пациентов, изъятия детей, запреты на брак и другие практики «теории дегенерации» и евгеники, преподававшихся на медицинском факультете Цюрихского университета [5, с. 143]. Имея в виду эти обстоятельства, некоторые исследователи даже высказывают мнение, что дозволение Э. Блейлером З.Фрейду применять психоанализ во вверенной ему психиатрической больнице было не столько осознанным выбором клинического метода, сколько свидетельством беспомощности [15, с. 220]. В «Воспоминаниях…» К. Г. Юнга дело выглядит так, что идея об осмысленности «бредовых» переживаний пациентов пришла в голову именно ему, точнее, что он пришел с этой идеей в Бургхольцли [9, с. 89]. На самом деле, решение использовать «психологический» метод З. Фрейда при лечении психотических пациентов, а, стало быть, и познакомить с ним врачей Бургхольцли, включая К. Г. Юнга, принадлежала Э. Блейлеру, оценившему психоаналитический метод и возлагавшему на него большие надежды.

Блейлер обратил внимание на публикации З. Фрейда еще до психоаналитического периода, его заинтересовали работы венского коллеги по неврологии [13]. После выхода в свет «Очерков истерии» (1895 г.), Э. Блейлер вступил в переписку с З. Фрейдом и активно обсуждал высказанные им идеи. Оценку этим новаторским идеям он дал в резюме статьи, посвященной «Очеркам…» и опубликованной в Мюнхенском медицинском еженедельнике в 1896 г.: «Мы имеем дело с важнейшим явлением последних лет в области нормальной и патологической психологии» [13, с. 525].

Об отношении Э. Блейлера к «Толкованию сновидений» (1900 г.) говорит тот факт, что спустя всего несколько месяцев после выхода книги, в мае 1900 г., он поручил прореферировать ее своему недавно принятому в Бургхольцли ассистенту К. Г. Юнгу. «Вполне возможно, – замечает в этой связи Б. Кюхенхофф, – что это и сделало Юнга впоследствии любимым ребенком З. Фрейда [15, с. 221]. Э. Блейлер поощрял своих ассистентов собирать в Бургхольцли материал для их психоаналитических исследований психозов и сам использовал метод З. Фрейда при лечении своей сестры, страдавшей психотическим расстройством. Идея символизма сновидений настолько захватила его, что он отправлял З. Фрейду подробно записанные сновидения своих пациентов. По-видимому, в конце 1905 г. Э. Блейлер ввел в Бургхольцли продолжавшуюся до 1910 г. практику регулярных встреч врачей, во время которых они анализировали сновидения друг друга, делились ассоциациями, воспоминаниями и т. п. [15, с. 222–223]. Эти обсуждения позволили им не только овладеть методом З. Фрейда, но и лучше узнать себя и друг друга, фактически стали чем-то вроде сеансов личной психоаналитической терапии.

Таким образом, к тому времени, как С. Н. Шпильрейн поступила в Бургхольцли, несмотря на вал текущей работы и крайне ограниченные ресурсы, в больнице была создана – главным образом стараниями Э. Блейлера – атмосфера благоприятствования психоаналитическим исследованиям душевных расстройств. Психоанализ применяли исключительно с согласия пациентов, в платном отделении больницы. Благодаря широте научных взглядов и не-предвзятости Э. Блейлера, еще до того как у нее появилась возможность усвоить психиатрическую концепцию «душевной болезни» на медицинском факультете, Сабина Шпильрейн познакомилась с альтернативным подходом к ней, пройдя личную психоаналитическую терапию. Это беспрецедентное в то время «боевое крещение» вкупе с рекомендацией Э. Блейлера к поступлению в университет Цюриха, без сомнения, определили предмет ее научных интересов. В конце обучения д-р Блейлер предоставил Сабине возможность собрать в Бургхольцли материал для ее докторской диссертации и выступил наряду с К. Г. Юнгом ее научным руководителем.

Карл Ясперс

К. Г. Юнг был не единственным и далеко не первым поборником психо-логии в психиатрии. В начале XX в. критика «объективирующего» подхода к душевной жизни человека была популярной темой. Ее развивали последователи В. Дильтея, неокантианцы, эйдетические психологи (Ф. Брентано, К. Штумпф и др.) и феноменологи – сторонники Э. Гуссерля.

Наиболее полно их позиция выражена в «Общей психопатологии» – докторской диссертации Карла Ясперса, защищенной им в Гейдельбергском университете в 1913 г. Во введении к своей работе К. Ясперс сетует на то, что многие его коллеги-психиатры не считают переживания пациентов сколько-нибудь ценным источником научного знания ввиду их «субъективности». Однако, изучая лишь то, что «может быть воспринято чувствами», они рискуют превратить психиатрию в «общую физиологию», способную высказать компетентное мнение «разве что о мозге, но ни в коем случае не о душе» [10]. В своей диссертации К. Ясперс дополняет объективную симптоматику душевных расстройств феноменологическим описанием переживаний пациентов, страдающих различными расстройствами. Для того времени это был смелый и новаторский проект – ведь большинство психиатров считало эту идею не только бесполезной, но и неосуществимой: разве можно понять переживания сумасшедших? Тем не менее, К. Ясперс осуществил ее с помощью новейшего философского метода исследования сознания Э. Гуссерля. Диссертация К. Ясперса получила широкий резонанс, однако революции в психиатрии не произвела и «объективирующий» подход к душевнобольным не преодолела. Переживания пациентов описываются К. Ясперсом именно и исключительно в качестве субъективных симптомов болезни, которые наряду с «объективными данными» (показателями тестов, соматическими симптомами, наблюдением за поведением и др.) используются для психиатрической диагностики. «Понять» переживания душевнобольного для К. Ясперса означает представить и выразить в языке (описать) поток его сознания. И все. Вопрос о «причинах» как этих переживаний, так и расстройства в целом, «выносится за скобки». В итоге «Общая психопатология» отличается от классических психиатрических справочников лишь удвоением симптомов душевных болезней. Поэтому она очень скоро была интегрирована клинической психиатрией.

Метод Сабины Шпильрейн

Сабина Шпильрейн вполне могла пойти по пути К. Ясперса: в 1909 г. она подала заявление на медицинский факультет Гейдельбергского университета, который в том же году закончил со степенью доктора медицины К. Ясперс. Ее брат Исаак поступил в Великокняжеский Баденский университет Гейдельберга на философский факультет к неокантианцу Вильгельму Виндельбанду, под влиянием которого, наряду с влиянием Э. Гуссерля, К. Ясперс написал свою вторую докторскую диссертацию по психологии [7].

Но встреча с К. Ясперсом не состоялась: Сабина вернулась в Швейцарию и продолжила обучение в Цюрихском университете, и свою докторскую диссертацию посвятила психоаналитическому исследованию шизофрении. Помимо пресловутой любви к К. Г. Юнгу, ее выбор был предопределен ре-волюционным влиянием метода З. Фрейда, с которым она познакомилась в Бургхольцли.

Именно психоанализ, а не неокантианство и феноменология, подорвал, пусть и ненамеренно, биологизаторскую систему базисных идеализаций психиатрии и, в конечном счете, спровоцировал ее дисциплинарный кризис, завершившийся социальным оформлением психотерапии [6].

Метод З. Фрейда базировался на основополагающем предположении, что душевнобольные, по крайней мере невротики, страдают от тех же противоречий, что и нормальные люди. В «Толковании сновидений» З. Фрейд фактически утверждал, что в основе душевной жизни ЛЮБОГО человека лежит противоречие между его сексуальными влечениями и социальным запретом на их осуществление. Структуру психического аппарата (Бессознательное – Цензор – Сознание) и способы символизации бессознательного в сновидениях З. Фрейд считал универсальными проявлениями психического детерминизма. Отсюда логично вытекала гипотеза о том, что «бессмысленные» высказывания пациентов-психотиков являются своего рода снами в состоянии бодрствования, символически выражающими бессознательный материал.
Эту гипотезу, по-видимому, имел в виду Э. Блейлер, предложив К. Г. Юнгу использовать при лечении С. Н. Шпильрейн психоаналитический метод (напомним, он поставил ей диагноз «психотическая истерия»). Ею же руководствовалась и сама С. Н. Шпильрейн при написании своей диссертации «Психологическое содержание одного случая шизофрении».
В своей работе она анализирует речь пациентки с диагнозом Dementia praecox. Она объясняет свой интерес этому случаю: пациентка – молодая, начитанная, крайне религиозная замужняя женщина, пережившая смерть матери и ребенка; ее высказывания лишены общепонятного смысла, одна-ко изобилуют ссылками на литературные, мифологические, религиозные источники.

В ходе анализа С. Н. Шпильрейн воссоздает смысл речи пациентки, скрупулезно обосновывая каждый свой вывод описанием ее символического языка. Опираясь на социокультурный опыт пациентки, С. Н. Шпильрейн описывает метафорические приемы, с помощью которых вытесненное со-держание выражает себя в ее «бреде». К таким приемам относятся:

Негатив, или переворачивание. Например, «высокое» «сикстинское искусство» обозначает «низкое» сексуальное искусство; «религия», «поэзия» – сексуальность. «Католизироваться» означает предаваться сексуальной любви (муж пациентки – католик, изменяющий ей, по ее мнению, с другими женщинами) [8, с. 8–9].
Использование псевдомедицинской терминологии как результат общения с врачами, на которых переносится ее сексуальное влечение. «Сперматическое лечение» – очищающее соитие с привлекательным мужчиной (врачом) [8, с. 20], «гистология» – «меланхолия» женских половых органов [8, с. 23] и т. п.
Игра слов: «Слово “горшок” [kochtopf] (“матка”. – Прим. авт.) вместо “сковорода” – это посредническая ассоциация между фамилией Кохер и немецким словом “Kochen” [варка] – процесс изготовления ребенка. Как и Dr. J., профессор Кохер … должен “выполнить функцию, связанную с сикстинским (сексуальным) вопросом”» [8, с. 29].

Заметим, что З. Фрейд трактовал символический язык сновидений как универсальный, т. е. общий для всех людей, одинаковый код бессознательного. Эту механистическую по своей сути идею широко использовал К. Г. Юнг в своих ассоциативных экспериментах. С. Н. Шпильрейн в своем анализе исходит, прежде всего, из «жизненного мира» своей пациентки, рассматривая его и как смыслообразующую основу ее высказываний, и как ключ к символическому коду ее «бреда». Без громких заявлений и полемических пассажей она реализует в своем исследовании тот самый «субъектный», т. е. человеческий, подход в психиатрии, к которому призывал К. Ясперс.

С. Н. Шпильрейн начинает свое исследование с «непосредственных, спонтанных сведений пациентки», т. е. внимательно слушает ее, обращаясь к медицинской истории ее болезни лишь в самом конце, чтобы избежать предвзятости. Вначале ей приходится быть «обстоятельной» – выслушивать множество подробностей, не относящихся к делу, не задавая прямых вопросов, чтобы избежать принуждения пациентки «говорить о неприятных вещах». Позже она овладевает языком пациентки и переходит на более короткий путь: пытается перевести ее высказывания «непосредственно на наш язык, не причиняя ей мук», т. е. проверяет свои выводы, запрашивая у пациентки «обратную связь» [8, с. 4–5].

Аналитический метод, примененный С. Н. Шпильрейн, во многом подобен феноменологическому методу К. Ясперса. Однако есть и существенное фундаментальное отличие: С. Н. Шпильрейн не просто описывает переживания своей пациентки, не просто «переводит» язык ее «бреда» на общепонятный язык, но делает все это с одной целью – обнаружить патогенное противоречие, выступающее источником ее расстройства. В свете психоаналитического подхода шизофрения рассматривается ею как патологический способ раз-решения универсального противоречия, лежащего в основе психологиче-ского развития любого человека. В изученном ею случае это противоречие состоит в том, что никогда не любившая своего мужа женщина в «бредовой» форме выражает свое «греховное» влечение к другим мужчинам, а также тревожность и чувство вины по поводу исполнения этого желания путем самоудовлетворения.

Тот, кто собирается обвинить С. Н. Шпильрейн в сексуальном редукционизме, найдет в ее тщательнейшим образом написанной работе все необходимое для проверки валидности ее выводов. Правда, ему придется запастись временем и силами: «...Тот, кто захочет проверить правоту моих выводов, должен действовать как судебный следователь, который настолько должен втянуться в работу, как будто он принимает во внимание каждое слово» [8, с. 4–5].

Вот так в диссертации С. Н. Шпильрейн органично и плодотворно соединились взаимоисключающие, как казалось тогда и кажется не-которым сегодня, методологические установки – психоаналитическая «презумпция осмысленности» речи душевнобольных Фрейда–Блейлера и феноменологический анализ переживаний пациентов К. Ясперса. В своей работе С. Н. Шпильрейн – одна из первых в мировой науке, между прочим, реализует психотерапевтический подход к психотическому расстройству. Л. Бинсвангер, также работавший в Бургхольцли под началом Э. Блейлера, охарактеризовал его так: биологическому редукционизму «противостоят пробные попытки антропологических исследований в психиатрии, где человек не классифицируется по категориям (естественнонаучным или каким-либо иным), а понимается, исходя из перспективы его собственного – человеческого – бытия... Здесь психическое заболевание не объясняется с точки зрения нарушений либо функции мозга, либо биологической функции организма, и не понимается в соотнесении с жизненным циклом развития. Оно описывается скорее в его связи со способом и образом конкретного бытия-в-мире» [8, с. 65–66]. С. Н. Шпильрейн и была первопроходцем на этом пути.

Литература

Бинсвангер Л. Фрейд и Великая хартия психиатрии // Бытие-в-мире. –Москва, Киев, 1999.
Ван Ванинг А. Работы одного из пионеров психоанализа – Сабины Шпильрейн // Вопросы психологии. – 1995. – № 6. – С. 66–78.
Каротенуто А. Трансфер в «тайной симметрии» // Сабина Шпильрейн: над временем и судьбой. – Ростов н/Д: Мини Тайп, 2004. – С. 84–88.
Лотан Г. В защиту Сабины Шпильрейн // Вестник Психоанализа. –2000. – 2. – С. 22–44.
Рихебехер С. Сабина Шпильрейн: «почти жестокая любовь к науке». –Ростов н/Д: Феникс, 2007.
Ромек Е. А. Социальный статус психотерапии: автореф. дисс. … д. филос. наук. – Ростов н/Д: Изд-во РГУ, 2003.
Ромек Е. А. Феноменологический метод и дилемма психиатрии: Бинсвангер и Гуссерль // Вопросы философии. – 2001. – № 11. – С. 80.
Шпильрейн С. О психологическом содержании одного из случаев шизофрении (dementia praecox) (1911 a) // Шпильрейн С. Психоаналитические труды. – Ижевск: ЭРГО, 2008. – С. 3–86.
Юнг К. Г. Воспоминания, сновидения, размышления. – Мн.: Харвест, 2003.
Ясперс К. Общая психопатология. – М., 1997.
Bleuler E. Breuer Josef und Sigmund Freud. Studien uber Hysterie //Muenchener Medicinische Wochenschrift. – 1896. – 43.
Bleuler E. Zur Auffassung der subcorticalen Aphasien // Neurologisches Centralblatt. – 1892. – 11. – pp. 562–563.
Bleuler M. Geschichte des Burgholzlis und Psychiatrische Universitätsklinik //Zuricher Spitalgeschichte, hrsg. vom Regierungsrat des Kantons Zurich. –Zurich, 1951.
Carotenuto A. A secret symmetry: Sabina Spielrein between Jung and Freud. – N. Y.: Pantheon Books, 1982.
Kuchenhoff B. Autismus – Autoerotismus. Das Verhältnis von Psychiatrie und Psychoanalyze am Burgholzli // Das Unbewusste in Zurich. – Zurich: New Zuricher Zeitung, 2000. – pp. 217–232.

В статье рассматривается становление новаторского «психологического» метода исследования шизофрении, описанного С. Н. Шпильрейн в ее диссертации «О психологическом содержании одного случая шизофрении» (1911 г.). Авторы показывают, что вопреки распространенному представлению о С. Н. Шпильрейн как преданной ученице К. Г. Юнга, реализовавшей в своей диссертации его идеи, фактически она использовала в своей работе оригинальный метод изучения шизофрении, синтезировавший наиболее перспективные подходы к «душевным болезням» того времени. Опираясь на исследования архивных документов психиатрической больницы Бургхольцли, авторы подчеркивают, что главная заслуга применения метода З. Фрейда в «большой» психиатрии принадлежала Э. Блейлеру, и именно благодаря ему С. Н. Шпильрейн познакомилась в Бургхольцли с альтернативным психоаналитическим подходом к душевным расстройствам и получила возможность применить его в своей диссертации.
Авторы обращают внимание и на неокантианскую составляющую «психологического» метода С. Н. Шпильрейн. Описательные методы исследования души неокантианцев вдохновили другого выдающегося психиатра XX в. – Ясперса. В 1909 г. С. Н. Шпильрейн собиралась поступать в Гейдельбергский университет и могла бы стать там ученицей В. Виндельбанда или последовательницей К. Ясперса в психиатрии, но она вернулась в Бургхольцли к психоанализу. Авторы показывают, что в своей докторской диссертации Н. Шпильрейн разработала метод, соединивший в себе феноменологический подход к субъективным симптомам неокантианцев – Ясперса и «презумпцию осмысленности» речи душевнобольных Фрейда – Блейлера. При этом, изучая случай своей пациентки, она в полной мере реализовала гуманистический потенциал обоих подходов.

Загрузить файл

Ромек Е.А., Ромек В.Г. Психологическое исследование шизофрении С. Н. Шпильрейн в свете дисциплинарного кризиса психиатрии начала

Теги

Статья

Полнотекстовая статья

Год публикации

2016

Ромек В.Г. Агрессия на экране и в жизни. (2003). Полный текст.

romek — Sat, 23 Apr 2022 04:35:33 +0000

Ромек В.Г. Агрессия на экране и в жизни. (2003). Полный текст. romek сб, 04/23/2022 - 07:35

Ромек В.Г. Агрессия на экране и в жизни. // Модели СМИ и реальность жизни. Сборник статей. - Ростов н/Д: 000 "Терра". - 2003. - С. 44-48.

После выхода в свет в 1774 году романа Гёте «Страдания молодого Вертера», написанного в необычно документальной манере, как подборка писем с точными датами, по Европе прокатилась волна самоубийств на почве неразделенной любви. Молодые люди подражали не только манере одеваться юного Вертера, но и его способу решения проблемы несчастной любви. В некоторых странах церковь требовала запрета романа в силу его удивительного летального влияния на молодежь. Его продуманный и искусно представленный в литературном произведении сюжет находил свое осуществление в реальной жизни.

Психологи нашли несколько объяснений этому факту. Первое состоит в том, что горе от смерти литературного героя и известного человека настолько велико, что их почитатели могут этого не пережить и предпочитают расстаться с жизнью. Действительно, известны случаи самоубийств (в том числе массовых) фанатичных сторонников тех или иных музыкальных групп после смерти солиста или члена группы. Это объяснение получившее название «теории тяжелой утраты», действительно применимо к ряду трагических случаев, но не может объяснить одной странной закономерности. Вызванные публикацией суициды воспроизводят довольно точно все обстоятельства описываемого случая, в реальности с большой степенью точности воспроизводится сюжет, представленный в средствах массовой информации.

Второе предположение состояло в том, что людям свойственно подражать услышанному или увиденному. В своем поведении они невольно и неосознанно воспроизводят как позитивные, так и негативные модели.
Теория «следования модели» получила широкое распространение после публикации результатов экспериментов Aльберта Бандуры - американского психолога, изучавшего механизмы агрессии в подростковом возрасте.

Ответ на вопрос о том, почему телевизионные модели имеют свойство воплощаться в реальном поведении людей, был для Бандуры достаточно очевиден. Люди просто копируют то, что видят вокруг себя. Поведение людей из окружения младенца, подростка, взрослого человека выступает моделью для подражания и копирования. Поведение человека в реальной жизни зависит от тех моделей, которые человек находит в средствах массовой информации, от поведения окружающих его людей. Первоначально человек копирует поведение родителей и близких людей, затем - одноклассников и учителей, любимых и нелюбимых телевизионных героев, начальства и политиков, супругов и героев телесериалов.

Родители и учителя передают способы поведения детям, те, в свою очередь, служат объектом моделирования для одноклассников, воплощают усвоенные модели в фильмах и телепередачах, фиксируют накопленный опыт в книгах и учебниках. Механизмы подражания и копирования в социальной среде, с одной стороны, поддерживают ее постоянство и экономят время, которое было бы потрачено на научение методом проб и ошибок, с другой - способствуют изменению среды за счет появления новых «модных», часто встречающихся форм поведения.

Механизмы обучения на моделях не имеют встроенных этических ограничителей. Копируется любое воспринятое, доступное и привлекательное поведение. Болезненное, агрессивное или асоциальное поведение копируется так же успешно, как и здоровое, просоциальное и альтруистичное.

В одном из ранних экспериментов Альберт Бандура предлагал детям поиграть с новыми игрушками. Дети, конечно, охотно соглашались и отправлялись в комнату для игр. Там действительно была довольно забавная игрушка - фарфоровая кукла Бобо, но с ней уже играл специально обученный актер. В присутствии детей он издевался над куклой Бобо и избивал ее, в конечном счете совершенно куклу уничтожая. Когда агрессивная игра заканчивалась, детям выдавали новую куклу - точную копию первой. Без всяких специальных инструкций те вели с по отношению к кукле так же агрессивно, как они это ранее дели «на модели». Через три месяца детей опять пригласили поиграть с Бобо. Выученные на модели агрессивные образцы поведения оказались очень стойкими - дети опять начали битьи терзать несчастного Бобо.

В другой из серий своих экспериментов Бандура вместо «живой» модели показывал детям видеозапись того, как а «играет» с Бобо. Эффект оказался не менее сильным. Дети до мелочей воспроизводили увиденную в телевизоре агрессивную модель. Любая публичная демонстрация агрессивных действий, таким образом, значительно увеличивает агрессивность в обществе, в том числе и случаи аутоагрессии - суицидальные и аутоагрессивные действия - употребление наркотиков, алкоголя, а также различного рода стимуляторов. Не случайно многие общества по защите прав потребителей требуют запрета на публичную демонстрацию употребления алкоголя, табака или наркотиков.

Все было бы очень печально, если бы механизм «следования модели» касался только антисоциальных и агрессивных поступков. Но этот механизм не имеет этического измерения - он действует в отношении любых моделей, как негативных и позитивных.

Это подтвердил эксперимент Бандуры, в котором дети играли в кегли и получали в случае успешной игры фишки. фишки они могли поменять на весьма привлекательные вещи - игрушки, сладости, канцтовары. Обученный актер играл вместе с ними, но часть фишек каждый раз, ничего специально не объясняя, опускал в кружку для пожертвований, на которой было написано: «Пожертвование в помощь бедным». Довольно быстро дети начали поступать так же. Фишки, которые для них имели вполне реальную ценность, они опускали в кружку, хотя смысл этих действий понимали не вполне.

Спустя месяцы дети приняли участие в совершенно другой игре, но и тогда большое число фишек оказалось в кружке благотворительного фонда.

Огромную роль в механизмах обучения на моделях в человеческом обществе играют средства массовой информации - телевидение, радио, интернет и шоу-бизнес. Механизмы копирования широко используются в рекламных и коммерческих целях, реже - в благотворительных и образовательных. К сожалению, коммерческая реклама финансируется значительно лучше социальной. Свобода в масс-медиа часто приводит к тому, что с экрана подаются агрессивные и асоциальные модели поведения в количествах, несопоставимых с просоциальными и альтруистическими. Бандура как-то подсчитал, что в течение недели с экрана телевизора можно наблюдать до 70 тысяч агрессивных действий в сравнении с 1200 добрых и альтруистичных поступков. Не видя в этом особого психологического смысла, Бандура развернул массированную пропагандистскую и разъяснительную кампанию, которая имела некоторый успех. Суть этой кампании состояла, конечно, не во введении цензуры, ученый стремился к осознанию и пониманию журналистами очевидных психологических закономерностей, имеющих огромное социальное значение и существенное влияние на жизнь каждого из нас.

Загрузить файл

Ромек В.Г. Агрессия на экране и в жизни. (2003). Полный текст.

Теги

Статья

Полнотекстовая статья

Год публикации

2003

Ромек В.Г., Сатин Д.К.. Сохранение надежности многофакторных тестов при их использовании в сети Интернет. (2000). Полный текст.

romek — Fri, 22 Apr 2022 14:46:48 +0000

Ромек В.Г., Сатин Д.К.. Сохранение надежности многофакторных тестов при их использовании в сети Интернет. (2000). Полный текст. romek пт, 04/22/2022 - 17:46

Ромек В.Г., Сатин Д.К.. Сохранение надежности многофакторных тестов при их использовании в сети Интернет // Психологический журнал. - Том 21. - №2. - 2000. - С.74-75.

Резюме: Выявлено сохранение показателей надежности многошкальных тестов, разработанных с применением факторного анализа при их использовании в сети Интернет. Рефакторизация данных, полученных по тестам уверенности в себе и Айзенка (EPI) на больших выборках (661 и 1637 человек), доказала, что надежность тестов при их использовании в сети Интернет не уменьшается при сохранении факторной структуры тестов. В то же время, усредненные значения по шкалам при тестировании в сети отличаются от данных, полученных на "бланковых" выборках. Авторы делают вывод о возможности использования тестов в сети, но оговаривают необходимость дальнейшего анализа специфики выборок пользователей сети Интернет.

Ключевые слова: факторная структура теста, психометрические характеристики теста, надежность, компьютерное тестирование.

ЦЕЛИ, ЗАДАЧИ, ГИПОТЕЗЫ

Глобальная компьютерная сеть Интернет все в большей степени осваивается специалистами-психодиагностами в качестве новой среды для организации и проведения исследований (4-6). Компьютерная сеть предоставляет несколько возможностей, которые отсутствуют при бланковом тестировании, а именно:

низкую стоимость тиражирования материалов;
широкий географический охват;
не требуется непосредственного присутствия психодиагноста рядом с испытуемым. Инструкцию и стимульный материал предоставляет программный комплекс, осуществляющий также обработку полученных данных. Ее результаты автоматически соотносятся с психометрическими нормами, на основании чего испытуемому выводится текст интерпретации;
пользователи компьютерной сети подготовлены к встрече с тестами, так как для получения обратной связи многие администраторы сети создают и размещают на своих серверах непсихологические опросники-анкеты. Каждый пользователь имеет опыт участия в опросах, предъявляемых в виде одностраничной анкеты или последовательности диалогов. У пользователей глобальной сети достаточно высока готовность к участию в тестировании еще и потому, что многие администраторы сайтов размещают на них популярные, а зачастую и профессиональные тесты в качестве развлекательного материала.

Особенности профессионального тестирования в глобальной сети ставят перед диагностами ряд проблем этического, практического и научного плана. Тестирование в сети происходит в отсутствие психолога, который мог бы проконтролировать ход диагностической процедуры, и от которого испытуемый получает интерпретацию результатов. Это ставит перед диагностом дополнительные задачи контроля переменных, связанных с ситуацией тестирования, а также задачу составления таких интерпретаций, которые бы не оставляли испытуемому возможностей для неверного истолкования.

Процесс заполнения формы на экране компьютера, или прохождение последовательности диалогов, существенно отличается от традиционной работы с карандашом и бумагой. Испытуемый может отвлекаться, одновременно выполнять какую-либо другую работу в открытой программе, он может, наконец, просто случайным образом заполнить тест, чтобы посмотреть, что в итоге получится.

В связи с этим возникает ряд важных для психодиагностики задач:

в технических средствах реализовать те функции, которые обычно выполняет психолог, проводя тестирование испытуемого (в психологии накоплен значительный опыт проведения тестов на персональных компьютерах, но тестирование в сети Интернет требует новых решений, позволяющих стандартизировать эту ситуацию);
проверить надежность психологических тестов при их использовании в сети Интернет с автоматической обработкой данных и выдачей рекомендаций.

Настоящее исследование направлено на решение второй из перечисленных выше задач. В ходе исследования обсуждаются основные подходы к решению первой задачи.

МЕТОДИКА

Мы сопоставили надежность двух тестов - уверенности в себе и личностного опросника Айзенка при их использовании в бланковой форме и при выполнении теста анонимными пользователями в сети Интернет.

Это сопоставление должно было дать ответ на вопрос, требуется ли дополнительная адаптация тестов при их использовании в сети, т.е. происходит ли изменение надежности и других психометрических характеристик при тестировании в сети Интернет, и существует ли разница между нормами при выполнении бланковых тестов и их версий в сети Интернет?

Тест Айзенка (Eysenck Personality Inventory, EPI) особого представления специалистам не требует. Он содержит три шкалы: Экстраверсии, Нейротизма, Лжи (1). Для сравнения использовалась его русская адаптация (форма А), выполненная А.Г. Шмелевым (7), и данные о нормах и составе шкал (2).

Тест уверенности в себе представляет собой опросник из 30 пунктов, разработанный с использованием факторного анализа и дающий оценки по шкалам общей уверенности в себе, социальной смелости и инициативы в контактах (3).

Для проверки зависимости психометрических характеристик названных тестов от ситуации тестирования (бланковое или тестирование в сети Интернет) мы сравнили на двух выборках по каждому тесту факторные структуры, показатели надежности отдельных шкал (а-Кронбаха) и нормы, полученные при бланковом тестировании и тестировании в сети Интернет.

ХАРАКТЕРИСТИКИ ВЫБОРОК

Тест уверенности в себе. Выборка 1 (бланковое тестирование) составила 535 человек (60.6% женщин, 39.4% мужчин). Она включала испытуемых с разным образовательным уровнем (в ней не было студентов-психологов). Тестирование проводилось частично в групповой форме, основная масса бланков была заполнена испытуемыми в ходе консультационной работы. Все испытуемые получали интерпретацию результатов тестирования.

Выборка 2 (тестирование в сети Интернет) составила 661 человек (53.6% женщин, 46.4% мужчин). Контролировать иные демографические показатели выборки не представлялось возможным. Тестирование проходило на сайте "Психология уверенности в себе" (http://www.openweb.ru/romek/) путем заполнения формы, по внешнему виду приближенной к бумажному бланку. Интерпретация либо рассылалась по электронной почте, либо выводилась на экран компьютера.

Тест Айзенка. Выборка 3 (бланковое тестирование) составила 153 человека (студенты МГУ обоего пола непсихологических специальностей).

Выборка 4 (тестирование в сети Интернет) составила 1637 человек (46% женщин, 54% мужчин). Тестирование проходило на сайте "Книжная полка научно-психологической литературы" (http://come.to/satin) путем прохождения испытуемым последовательных диалогов, в каждом из которых нужно выбрать один из двух вариантов ответа. После осуществления выбора программа автоматически предъявляла испытуемому новый пункт опросника. После ответа на последний пункт опросника программа автоматически выводила испытуемому интерпретацию его результатов.

Для всех выборок, полученных при тестировании в сети Интернет, собирались также данные о возрасте испытуемых. Разброс значений составил от 12 до 54 лет, при значении медианы - 25 лет.

РЕЗУЛЬТАТЫ И ИХ ОБСУЖДЕНИЕ

Полученные данные обрабатывались по одной и той же схеме с использованием статистического пакета SPSS-7.5. На первом этапе мы сравнили факторные веса отдельных пунктов теста уверенности в себе по трем его шкалам на двух описанных ранее выборках. Результаты сравнения мы приводим в табл. 1.

Как можно увидеть из этой таблицы, в целом в факторной структуре теста не произошло существенных изменений, за исключением вопроса N 19 (1), что гипотетически можно объяснить преимущественно ночным образом жизни тех, кто тесно связан с работой в Интернете (ночью - дешевле и связь лучше). Именно во второй выборке (Интернет) мы получили значимо меньше ответов "неверно" на этот вопрос (2).

(1) "Если мне срочно нужен мой друг, то я звоню ему даже поздно ночью".

(2) Вопрос в суточном распределении частоты тестирования в сети Интернет был дополнительно изучен. Оказалось, что с 00:00 до 09:00 проходят тестирование не более 20% испытуемых, а с 03:00 до 07:00 - меньше 8%. Учитывая то, что в сетевом тестировании принимают участие испытуемые, живущие в разных часовых поясах, фактором возможностей искаженности результатов ночного тестирования можно пренебречь.

Таблица 1. Факторные веса вопросов теста уверенности при тестировании в бланковой форме и в сети Интернет

Примечание. Факторный анализ проводился с экстракцией факторов методом главных компонент и последующей Varimax-poтацией. В таблице приводятся факторные веса после ротации.

Первая цифра соответствует факторному весу, полученному на "бланковой" выборке, вторая - при тестировании в сети Интернет. В таблице приводятся факторные веса, большие, чем 0.25.

Соответственно, можно было ожидать сохранения хорошего уровня надежности при тестировании в сети. Мы проверили это предположение, рассчитав индексы надежности на двух выборках. Как видно из табл. 2, надежность всех трех шкал теста уверенности при тестировании в сети либо уменьшилась крайне незначительно, либо даже увеличилась (шкала уверенности).

Таблица 2. Сравнение индексов надежности теста уверенности при тестировании в бланковой форме и в сети Интернет

Полученные различия могут быть объяснены разным характером мотивации тестирования у испытуемых при проведении бланкового варианта и при проведении в сети Интернет. В случае бланкового тестирования мотивация участия в тестировании варьирует от ориентации на получение интерпретации до желания помочь исследователю в осуществлении стандартизации теста. При проведении тестирования в сети Интернет мотивация тестирования ограничена мотивацией самопознания, так как исследователь не имеет никакого влияния на поведение испытуемого. Приходится также признать, что сам выбор методики испытуемым может быть не случаен. Вполне может оказаться, что люди, испытывающие недостаточность, например, уверенности в себе, чаще проходят тест уверенности в себе, чем самоуверенные. Подобному искажению состава

Таблица 3. Факторные веса вопросов теста Айзенка при тестировании сети Интернет

Примечание. Результаты факторного анализа после Varimax-ротации. Факторные веса отсортированы в нисходящем порядке. Показаны факторные веса, большие чем 0.1. В первом столбце после номера вопроса следует номер шкалы, в которую вошел данный вопрос в результате адаптации 1984 г. В скобках отмечена полярность вопроса. Жирным начертанием отмечены вхождения в фактор с наибольшим весом и совпадения полученного значения с ключом 1984 г. выборки подвержены те тесты, в названии которых указана измеряемая ими психологическая черта.

Соответствующие расчеты для теста Айзенка при его использовании в сети Интернет дали схожие результаты. В факторном анализе мы установили практически полное соответствие факторной структуры теста ключам к тесту, которые разработаны А.Г. Шмелевым в процессе его адаптации. Как это можно увидеть из табл. 3, несмотря на то, что русская адаптация проводилась в бланковом варианте в 1984-85 гг., при тестировании в Интернете с последовательным предъявлением вопросов испытуемым группировка отдельных вопросов теста практически не изменилась. Лишь единичные вопросы имели большие факторные веса в "неправильном" факторе, что, однако, не сказалось на надежности шкал теста в целом. Расчеты надежности по отдельным шкалам теста также дали достаточно хорошие результаты (табл.4).

Таблица 4. Оценка надежности шкал теста Айзенка при тестировании в сети Интернет

Таблица 5. Показатели ретестовой надежности, полученные при тестировании в сети Интернет

Примечание. Уровень значимости для всех полученных значений произведения моментов Пирсона составил р < 0.01. Повторное тестирование, проходившее через две недели после проведения первого, по тесту Айзенка прошли 64 испытуемых, а по тесту уверенности в себе - 74.

ВЫВОДЫ

Таким образом, на примере теста уверенности в себе и теста Айзенка обнаружено сохранение основных психометрических характеристик многошкальных тестов, построенных с применением факторного анализа при их использовании в сети Интернет. Следовательно, правомерно сделать вывод о том, что надежность психологических тестов этого типа не снижается. Вопрос о необходимости дополнительного нормирования остается открытым, но глобальная компьютерная сеть предоставляет огромные возможности для научного исследования этой проблемы. При тестировании в сети психолог может получить уникальный материал, так как есть возможность составления больших выборок, равномерно распределенных на определенной территории. Размещение тестов на разных сайтах и в разных вариантах позволит изучить зависимость норм и надежности тестов от содержания сайтов, на которых они размещены, от вариантов программирования и предъявления испытуемым заданий теста.

По окончании данного исследования была осуществлена разработка универсальной системы проведения психодиагностических исследований в сети Интернет (http://testology.psychology.ru). Система предоставляет зарегистрированным пользователям возможность прохождения в стандартизованных условиях ряда исследовательских методик и получения интерпретации результатов.

Уже сейчас система позволила собрать данные о ретестовой надежности тестов, которым посвящена данная работа (табл. 5). Следует отметить, что, конечно, самым большим достоинством проведения тестирования в сети Интернет является возможность получения больших выборок, без которых проблематично разработать достаточно точную психодиагностическую методику. На малых выборках (от 100 до 200 человек), которые обычно набираются при бланковой стандартизации, невозможно выявить важные характеристики, необходимые для оценки точности и эффективности методики. Примером такого уточнения данных, полученных при бланковой стандартизации больших выборок в сети Интернет, является установление фактов чувствительности шкалы нейротизма теста Айзека к полу испытуемых и неоднородности шкалы экстраверсии-интроверсии (6).

Учитывая бурное развитие сети Интернет в России, работа по проведению психодиагностических исследований в сети представляется очень важной и перспективной. Она может стать важным стимулом дальнейшего развития отечественной психодиагностики.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Бурлачук Л.Ф., Морозов С.М. Словарь-справочник по психодиагностике. Киев: "Наукова Думка", 1989. С. 8-11.
2. Практикум по психодиагностике. Психодиагностические материалы / Под ред. А.А. Бодалева, И.М. Карлинской, С.Р. Пантелеева, В.В. Столина. М.: Изд- во МГУ, 1988. С. 11-16.
3. Ромек В.Г. Тесты уверенности в себе // Практическая психодиагностика и психологическое консультирование. Ростов-на-Дону: Изд-во ЮРГИ, 1998. С. 87-108.
4. Ромек В.Г., Сатин Д.К. Психологическое тестирование в сети Интернет: проблемы надежности тестов // Научный сервис в сети Интернет. Тезисы докладов всероссийской научной конференции. М.: Изд-во МГУ, 1999. С. 226- 229. ISBN 5-211-04181-X.
5. Ромек В.Г., Сатин Д.К. Надежность тестов при тестировании в Интернете // Междисциплинарный семинар "Виртуальная коммуникация в сети Интернет". М., 1999. С. 27-36.
6. Сатин Д.К. Психометрические нормы личностного опросника Айзенка (EPI) при проведении в сети Интернет // Индивидуальный и групповой субъекты в изменяющемся обществе. Тезисы докладов к международной научно- практической конференции. М.: ИП РАН, 1999. С. 136-138. ISDN 5-201-02314-2.
7. Шмелев А.Г., Похилъко В.И. Анализ пунктов при конструировании и применении тест-опросников: ручные и компьютерные алгоритмы // Вопросы психологии. 1985. N 4. С. 126-134.
стр. 74

RELIABILITY INDICES OF MULTISCALE TESTS WHEN APPLIED IN THE INTERNET

V. G. Romek*, D. K. Satin**
*Cand. Sci (psychology), URGI, Rostov-on-Don
Associated scientific employee of Institute ofPhyshology RAS, post-graduate student of the department of psychology MSU, coordinator of project PSYCHOLOGY.RU, Moscow.

The paper displays invariability of reliability indices of multiscale tests elaborated by means of factor analysis when applied in Internet.
Refactorization of Assertiveness and Eysenck (EPI) tests data obtained on great samples (661 and 1637 respondents accordingly) proved that reliability of these tests when applied in Internet does not decrease; their factor structure retains. At the same time mean scores of scales testing obtained in Internet differ from the data of "blank" samples. The authors state the possibility of applying psychological tests in Internet while focussing on the necessity of further exploration of the peculiarities of Internet samples.
Key words', factor structure of tests, psychometric characteristics, internal consistency, computer based tetsting, Internet based testing.

Выявлено сохранение показателей надежности многошкальных тестов, разработанных с применением факторного анализа при их использовании в сети Интернет. Рефакторизация данных, полученных по тестам уверенности в себе и Айзенка (EPI) на больших выборках (661 и 1637 человек), доказала, что надежность тестов при их использовании в сети Интернет не уменьшается при сохранении факторной структуры тестов. В то же время, усредненные значения по шкалам при тестировании в сети отличаются от данных, полученных на "бланковых" выборках. Авторы делают вывод о возможности использования тестов в сети, но оговаривают необходимость дальнейшего анализа специфики выборок пользователей сети Интернет.

Теги

Полнотекстовая статья

Статья

Тест

Год публикации

2000

Ромек Е.А., Ромек В.Г. Логика эмоций и принципы рационально-эмоциональной поведенческой психотерапии. (2007). Полный текст.

romek — Fri, 22 Apr 2022 07:56:52 +0000

Ромек Е.А., Ромек В.Г. Логика эмоций и принципы рационально-эмоциональной поведенческой психотерапии. (2007). Полный текст. romek пт, 04/22/2022 - 10:56

Ромек Е.А., Ромек В.Г. Логика эмоций и принципы рационально-эмоциональной поведенческой психотерапии. // Индивидуальные различия в познании и общении: Сборник научных трудов. - Ростов-на-Дону: Изд-во Антей, 2007. - С. 167-176.

«Невроз - это глупое поведение неглупого человека»
А.Эллис

Что же на самом деле вызывает негативные эмоции?

Главную идею РЭПТ задолго до А. Эллиса сформулировал Эпиктет - римский стоик, живший в I в., - "Людей расстраивают не события, а то, как они их воспринимают". Поведение и чувства человека ни коим образом не определяются внешними событиями (стимулами среды) непосредственно. В отличие от других живых существ человек - животное говорящее. А это значит, что все его поведенческие реакции опосредствованы искусственными стимулами, или речью. Говоря проще, наше поведение и чувства регулируются словесными инструкциями. Вначале такие инструкции мы получаем от других людей - родителей, воспитателей, учителей: "Ты не должен есть руками! Это - отвратительно!", "Учись хорошо! Если ты будешь учиться плохо, то ни за что не добьешься успеха в жизни!", "Не трусь! Настоящий мужчина ничего не боится!" и т.п. Позже словесные инструкции интериоризуются и принимают вид внутреннего монолога или диалога с самим собой. В конце концов, они "сворачиваются" во внутренней речи и перестают осознаваться, превращаются в "истины в последней инстанции". "Люди должны есть аккуратно", "Я должна добиваться успеха во всех делах", "Если кто-то назовет меня трусом, я этого не вынесу!". Таким образом, предложения, которые человек говорит сам себе, становятся его убеждениями и в этом качестве определяют его эмоции.

"Я должна добиваться успеха во всех делах". Представим, что убежденная в этом женщина выступает с речью перед большой аудиторией. Недавно ее назначили директором школы, в которой она раньше работала завучем. Перед началом собрания коллектива она снова и снова просматривает свою речь, говоря себе при этом: «От моего сегодняшнего выступления зависит, как ко мне будут относиться коллеги. Если я провалюсь, меня никто не будет воспринимать как директора». Во время выступления она замечает, что некоторые ее сослуживцы о чем-то перешептываются друг с другом. В ее голове проносятся мысли: "Они не видят во мне директора", "Мне не удалось убедить их, что я смогу руководить школой". Кто-то в зале улыбается. "Мои идеи кажутся ей глупыми". Другая учительница, ее подруга, зевает. "Даже ей скучно!" - думает новоиспеченная директриса. Через пять минут какая-то учительница встает и направляется к выходу. "Это - провал!" - думает ораторша. - "Они не воспринимают меня всерьез!". В результате она чувствует себя подавленной, испытывает стыд и тревожность.

Что вызвало эти чувства? Поведение коллег во время ее выступления? Конечно, нет. Ее собственные .мысли. Причем любой человек на ее месте испытывал бы те же негативные эмоции, если бы думал так же, как она.

А что должна была бы говорить себе директриса, чтобы в описанной ситуации чувствовать наряду с некоторой обеспокоенностью душевный подъем? Прежде всего, ей нужно было бы скорректировать свое центральное убеждение, примерно таким образом: «Я хотела бы добиваться успеха во всех делах, но это вовсе не значит, что так должно быть». Руководствуясь этой недогматической установкой, перед началом собрания она сказала бы себе: "Я постараюсь убедить коллег в том, что смогу стать хорошим директором. Но даже, если по какому-то стечению обстоятельств у меня не получится, это будет только неудачей, досадной неудачей, которая ни в коей мере не будет означать, что из меня ue выйдет хорошего директора".

Заметив, что во время ее выступления коллеги о чем-то перешептываются друг с другом, она подумала бы: "Обмениваются мнениями - моя программа явно заинтересовала их!". Кто-то в зале улыбается. "Кажется, удалось установить контакт с аудиторией. Ура!". Другая учительница, ее подруга, зевает. "Бедняга так волновалась за меня, что, наверняка, плохо спала сегодня ночью". Через пять минут какая-то учительница встает и направляется к выходу. "В туалет, наверное... Пора заканчивать, чтобы не испортить впечатление. Я ведь уже сказала все, что хотела".

Ситуация осталась прежней. Однако изменение внутренней речи директрисы обусловило бы изменение ее чувств: тревожность уступила бы место обеспокоенности, подавленность и стыд - душевному подъему.
Таким образом, не события сами по себе, а то, как мы их· воспринимаем, интерпретируем или комментируем, вызывает в нас те или иные чувства.

«Многие люди ведут себя как дети всю свою жизнь».

Из того, что чувства и поведение человека прямо связаны с его самовербализацией (что, кстати говоря, доказано Л.С. Выготским и его сотрудниками), вытекает важный вывод относительно природы эмоциональных расстройств. Источником этих расстройств является нелогичное, нереалистичное, негибкое и незрелое мышление.

"Мышление невротиков, - писал Эллис, - часто бывает магическим, догматическим и нереалистическим. Они не просто хотят, желают, предпочитают. Они требуют. Они не просто хотят успеха, удовольствий или любви. Они воображают себя богоподобными существами - благородными, совершенными, заслуживающими счастья и уважения по праву рождения" (Ellis А. Му philosophy of psychotherapy // J. of Cont. Psychotheгapy. 1973. V.6. №1. Р.13. ) И вследствие этой установки с упорством, достойным лучшего применения, они отказываются от усилий по изменению не устраивающей их действительности. Еще меньше готовы они смириться и принять обстоятельства, которые нельзя изменить. Вместо этого они выставляют требования. Жизнь, окружающие люди и они сами должны быть такими, какими они хотят их видеть.

"Жизнь должна быть справедливой".
"Ученики должны любить мой предмет, как люблю его Я".
"Директор должен ценить меня по достоинству".
"В моей жизни не должно быть горя и разочарований".
"Дети должны заботиться о своих родителях".
"Я должна добиваться успеха во всех делах" и т.д. и т.п.

Что происходит в результате - не трудно представить. Большую часть своей жизни люди, придерживающиеся подобных убеждений, проводят, хныча, плача, жалуясь, злясь и отчаиваясь в связи с тем, что их требования не выполняются. Они чувствуют вину, тревожность, стыд, унижение, беспомощность и бессилие, а порой презирают себя. Обычно требовательность сопровождается низкой терпимостью к фрустрации, т.е. нетерпимостью к дискомфорту, жизненным трудностям и слабостям окружающих людей. Приверженные ей люди убеждены, что другие должны быть добрыми, порядочными, любящими и справедливыми, а жизнь не должна причинять горя, страданий и разочарований. Поэтому они быстро переходят от функциональных негативных чувств, таких как печаль, сожаление, обеспокоенность, к болезненным чувствам страдания, жалости к себе, гнева и депрессии.

"Многие люди ведут себя как дети всю свою жизнь", - говорил А. Эллис.

Они воспринимают свои желания как витальные потребности, убеждены, что должны добиваться успеха во всех начинаниях, что окружающие должны относиться к ним справедливо, а их жизненные условия должны быть комфортными и приятными. И когда их догматические требования не выполняются - а это происходит сплошь и рядом - они чувствуют себя несчастными.

"... Постоянно разоблачать ... нелогичное мышление и саморазрушительные вербализации" (А.Эллис).

Главная цель РЭПТ заключается в выявлении и корректировке иррациональных ("магических") убеждений. РЭПТ помогает сделать их осмысленными, соответствующими реальности, жизненным целям человека, интересам его личности. А изменение центральных убеждений влечет за собой изменение и эмоций, и поведения.

Таблица 1.

Иррациональное убеждение	Рациональное убеждение
Родители должны следить за успеваемостью своих детей, а если они этого не делают - значит, они - плохие родители.	Я бы хотела, чтобы родители моих учеников следили за успеваемостью своих детей, но если они этого не делают, это вовсе не значит, что они - плохие родители. Они - просто люди, а людям свойственно ошибаться.
Если я "провалю" открытый урок, это будет ужасно!	Если я "провалю" открытый урок, это будет плохо, очень плохо, но это - не конец света!

Представьте, что, проведя опрос в классе, Вы обнаружили, что, большинство учеников не выполнили домашнее задание и не проявляют интереса к предмету, который Вы преподаете. Вы говорите себе: "А я надеялась, что хоть эту тему они подготовят как следует. Хотелось бы мне, чтобы ученики любили мой предмет так же, как люблю его я. Но это только мое желание и из него вовсе не следует, что так и должно быть. Им не интересно ... Нужно придумать что-нибудь, чтобы повысить их мотивацию".

В результате Вы чувствуете печаль, разочарование и обеспокоенность. Эти чувства неприятны, однако они функциональны, потому что 1) адекватны ситуации и 2) не препятствуют Вашему личностному развитию, ни достижению Вашей цели. Они стимулируют Вас к творчеству и подталкивают к практическому решению проблемы.

Но, что, если Вы придерживаетесь иррационального убеждения? Например, такого: "Мои ученики в очередной раз не подrотовились к уроку, и их совершенно не интересует мой предмет. Это ужасно! Если бы я объясняла материал иначе и умела ладить с детьми, то мои ученики учились бы как следует. Я должна была их заинтересовать. И поскольку я не сделала того, что должна была сделать, я никогда не стану хорошим учителем!". Пока Вы в это верите, Вы по собственной воле ввергаете себя в состояние депрессии и тревоги, чувствуете себя неудачницей. Причем, будучи крайне болезненными, эти чувства не способствуют ни достижению Вашей цели (заинтересовать yчеников), ни Вашему личностному развитию. Они стимулируют Вас разве что к самобичеванию и самоуничижению...

Обобщив свой многолетний терапевтический опыт, А. Эллис выделил четыре вида типичных иррациональных убеждений наших современников. Ниже они приведены вместе с их рациональной альтернативой.

Таблица 2.

Иррациональные убеждения	Рациональные убеждения
Требования. Х должно (или не должно) случаться, происходить, существовать.	Предпочтения. Я бы хотела, чтобы Х произошло (не произошло), но это вовсе не значит, что так должно быть.
Катастрофизирующие прогнозы. Если Х произойдет, это будет ужасно.	Антикатастрофизирующие убеждения. Если Х случится, это будет плохо, очень плохо, но это не конец света.
Убеждения, связанные с низкой терпимостью к фрустрации. Если Х произойдет, Я этого не вынесу.	Убеждения, связанные с высокой терпимостью к фрустрации. Если Х случится, это будет трудно вынести (пережить), но я смогу это сделать и еще буду счастлива.
Обесценивающие убеждения. Если Х произойдет (или не произойдет), это значит, что я - никчемное существо.	Убеждения, связанные с принятием. Если Х случится, то это ни в коей мере не будет значить, что я - никчемное существо. Я - просто человек, а людям свойственно ошибаться.

Самым важным методом РЭПТ, помогающим отбросить ирраuиональные убеждения и избавиться от дисфункциональных чувств, является метод сократического диалога, или диспутирования. Правда, коллеги Эллиса предпочитают ссылаться не на легендарного Сократа, а на более приземленный образ лейтенанта Коломбо - теледетектива, который, задавая "наивные" вопросы, вынуждал собеседников признавать ложность своих показаний.

В нашем примере "Коломбо" мог бы задать учительнице следующие вопросы:

Что ужасного в том, что Ваши ученики не подготовились к уроку, имея в виду, что "ужасно" означает "плохо на 100%?", "хуже, ничего не может быть"?
Вы можете доказать, что если бы Вы объясняли материал иначе, то Ваши ученики учились бы лучше?
Из чего следует, что Вы должны были заинтересовать их?
Как из того, что Вам не удалось заинтересовать учеников этого класса, следует, что Вы никогда не станете хорошим учителем? и т.д.

Успешное диспутирование обычно приводит к тому, что

1) Человек обретает способность самостоятельно выявлять и оспаривать свои иррациональные убеждения, и

2) У него формируется гибкое "взрослое" мировоззрение, позволяющее избегать возобновления невроза.

Эффективное мировоззрение учительницы из нашего примера могло бы быть таким: "В мире нет ничего ужасного, катастрофического, невыносимого, включая то, что мои ученики в очередной раз не подготовились к уроку. Есть лишь неприятности и неудачи, которые никогда не будут доставлять мне удовольствия, но с которыми я наверняка справлюсь. Для мeня не существует никаких абсолютных долженствований, но существуют только мои желания и предпочтения. Поэтому я буду делать все, что в моих силах, для того чтобы заинтересовать учеников моим предметом и повысить их успеваемость. Но даже, если по какому-то стечению обстоятельств, мне не удастся это сделать, это все равно будет только неудачей, большой неудачей, но не концом света! И эта неудача, конечно же, не будет означать, что из меня не выйдет хорошего учителя".

Можно ли изменить убеждения человека, если они формировались всю его жизнь?

В Институте Альберта Эллиса любят рассказывать историю рождения идеи РЭПТ. В начале 50-х гг. Эллис - тогда психоаналитик - в который раз выслушивал жалобы своей клиентки на то, что ее неудачи в личной жизни обусловлены насилием, которому она подвергалась в детстве со стороны отца. Потеряв терпение, Эллис воскликнул: "Не Ваш отец, а Ваше собственное убеждение в том, что трагическое событие из Вашего детства обрекает Вас на одиночество, делает Вас несчастной!". Клиентка замолчала. И через пару минут озадаченно произнесла: "Вы хотите сказать, что не мой отец, а я сама несу ответственность за то, что мне так плохо?!. Так вот, в чем дело!". Эллис называл такие инсайты "элегантными решениями".

Большинство иррациональных убеждений были внушены нам в детстве родителями и воспитателями. Этим объясняется их устойчивость: они успели пустить корни, стать частью нашей личности еще до того, как мы научились критически мыслить, проверять те или иные идеи на истинность и познакомились с более рациональными формами мышления.

Другим источником <<магических,, убеждений являются стереотипы общественного сознания, черпаемые нами ежедневно из средств массовой коммуникации, повседневного общения и т.п. Таким образом, некритически усвоенные в детстве иррациональные убеждения постоянно подкрепляются во взрослой жизни человека. Имея в виду это обстоятельство, реально ли изменить их? Безусловно. Но для этого недостаточно терапевтической стратегии психоанализа, полагал Эллис. Психоанализ нацелен на реконструкцию и доведение до сознания клиента генезиса его иррациональных убеждений. Однако знание о том, почему человек когда-то начал вести себя и думать нелогично, не дает ни представления о том, почему он продолжает это делать, ни тем более знания о том, что eмy нужно предпринять, чтобы скорректировать свое мышление и поведение. Чтобы изменить иррациональные убеждения, необходимо:

а) привлечь к ним внимание или вывести их на сознательный уровень;
6) показать, что именно они вынуждают нас чувстnовать, себя несчастными;
в) выявить с помощью диспутирования нелогичность, ложность иррациональных убеждений, их несоответствие нашим жизненным целям;
г) научиться думать по-другому и по-другому формулировать наши желания, предпочтения и ожидания;
д) закрепить новые рациональные убеждения и научиться придерживаться их в повседневной жизни.

Перечисленные выше шаги и составляют терапевтическую стратегию РЭПТ.

Теги

Полнотекстовая статья

Статья

Загрузить файл

Ромек Е.А., Ромек В.Г. Логика эмоций и принципы рационально-эмоциональной поведенческой психотерапии. (2007).

Скиннер Б.Ф. Почему я не когнитивный психолог. (1982). Полный текст.

romek — Thu, 21 Apr 2022 09:44:58 +0000

Скиннер Б.Ф. Почему я не когнитивный психолог. (1982). Полный текст. romek чт, 04/21/2022 - 12:44

Скиннер, Б.Ф. (Skinner Burrhus Frederic) “Почему я не когнитивный психолог" (Why I am not a cognitive psychologist”) - по тексту сборника “Skinner for the Classroom” стр. 177-190 , Research Press, Champaign, Illinois, 1982.

Эта статья была впервые опубликована в журнале «Бихевиоризм» - “Behaviorism“ (1977) и была переиздана в книге «Размышления о бихевиоризме и обществе» - “Reflections on Behaviorism and Society“ (1978, pp. 97- 112). Тезис Скиннера состоит в том, что так называемые "ассоциации" и "абстракции" на самом деле - поведение, которое формируется факторами подкрепления. А концепции когнитивистов - это зачастую просто-напросто изъятые из реальности и «интернализованные», т.е. втиснутые «во внутренний мир души» суррогаты таких факторов. Такие термины, как "разум" и "воля" - часто просто синонимы "поведения". Скиннер анализирует целый ряд менталистских тезисов, выдвинутых психологами, биологами, историками и т.д.. Такие тезисы избегают выявлять величины, которые можно экспериментально варьировать, и, следовательно, вряд ли полезны для решения проблем. А вот бихевиористский анализ поведения указывает на такие переменные. "Предпочтение", "выбор", "намерение" и т.п. являются уловками, с помощью которых когнитивисты «интернализуют» акты поведения. Но эти фикции не могут быть причинами актов поведения и, следовательно, их действительные причины остаются невыясненными.

"Наиболее губительным для эффективного анализа", говорит Скиннер, "является интернализация окружающей среды". Нас уверяют, что весь мир якобы хранится в наших телах в виде «знания», но опять-таки это никчемная и только мешающая «станция пересадки» на пути к действительному анализу поведения. Компьютеры сделали модной эту никчемную метафору «хранения информации». "Попытки сделать машины, которые бы думали, как люди, дали лишь поддержку теоретизированию о том, что люди якобы думают, как машины". Когнитивисты утверждают, что поведением управляют «интернализованные» правила. Но ведь поведение формируется факторами подкрепления; нет нужды «хранить» какие-то «правила» для того, чтобы эффективно воспроизвести акт поведения. Часто утверждают, что язык подчиняется правилам, однако речь - это скорее всего результат факторов подкрепления: "Мы обладаем речью потому, что наше поведение формируется и поддерживается речевой деятельностью человеческого общества".

Скиннер делает вывод: все умствования о «жизни души» бесполезны как для анализа поведения, так и для физиологических исследований, и лишь препятствуют поиску практических путей модификации поведения.

Эти вопросы обсуждаются и во многих других работах (см. главы 4 и 5 этой книги).

«Факторы, которые управляют человеческим поведением, находятся в окружающем мире. Мы делаем различие между (1) селективным воздействием окружающей среды, происходящим в процессе эволюции биологического вида, (2) его воздействием, формирующим и сохраняющим репертуар поведения, который преобразует биологических индивидов в человеческую личность, и (3) его ролью как причиной, вызывающей поведение. Когнитивные психологи тоже изучают эти отношения между организмом и окружающей средой, но они редко занимаются ими непосредственно. Вместо этого они выдумывают интернализованные суррогаты, которые и становятся предметом их «науки».

Возьмем, к примеру, так называемый процесс ассоциации. В эксперименте Павлова голодная собака слышит звонок и затем получает пищу. Если это произойдет много раз, то собака начинает выделять слюну, когда услышит звонок. Стандартное менталистское объяснение таково, что собака якобы «ассоциирует» звонок с пищей. Но ведь ассоциировал их Павлов, а не собака! «Ассоциировать» означает: вовлекать или объединять. А у собаки просто после звонка начинает выделяться слюна. У нас нет никаких доказательств того, что она делает это из-за неких «интернализованных» внешних факторов.

В выражении "ассоциация идей" под "идеями" подразумеваются интернализованные реплики стимулов - это мы разберём попозже. А сейчас заметим, что тот, кто ел лимоны, может почувствовать вкус лимона, просто увидев лимон, или представить себе лимон, лишь попробовав лимонного сока, но это происходит вовсе не от того, что это мы «ассоциируем» вкус с внешним видом. Всё это «ассоциировано» в самом лимоне. А вот "ассоциация слов" - это по меньшей мере правильное название явления. Если я скажу "home" ("дом"), а кто-то другой скажет "house" ("здание"), то вовсе не потому, что это мы ассоциируем эти два слова, а потому, что они ассоциированы в повседневной практике английской речи. А «ассоциации» когнитивистов - это выдумки. Даже если бы она были реальными, они нисколько не продвинут нас к объяснению сути явлений, чем те факторы в окружающем мире, с которых они якобы копируются.

А вот другой пример - абстракция. Рассмотрим простой эксперимент. Голодный голубь может клюнуть любую из кнопок, на которых написаны названия цветов: "белый", "красный", "синий" и "зеленый", причем клевок получает подкрепление небольшим количеством корма. А рядом мы показываем ему разные предметы: кубики, книги, цветы и игрушки. Мы устанавливаем в этом опыте следующие условия подкрепления: всякий раз, когда предмет белый, независимо от его формы и размера, голубь получит подкрепление только за клевок кнопки с этикеткой "белый"; а всякий раз, когда предмет красного цвета, то подкрепление даётся только за клевок кнопки с этикеткой "красный", и так далее. В этих условиях голубь «доходит» до клевания кнопки со словом "белый", когда показываемый предмет белый, и кнопку со словом "красный", когда предмет красный, и так далее. Детей учат называть цвета при помощи подобных условий подкрепления, и мы все обладаем подобными поведенческими репертуарами, которые поддерживаются повседневным подкреплением в практике нашего речевого общения.

Но что сказать о том, что при этом происходит в уме? Карл Поппер (1) поставил этот классический вопрос следующим образом: «Мы можем сказать, что либо (1) универсальный термин "белое" - это этикетка, прикрепленная к набору предметов, или что (2) мы собираем этот набор предметов потому, что они имеют внутреннее свойство "белизны"». Поппер заявляет, что это важное различие, потому что ученые-естественники могут занять первую позицию, но вот обществоведы должны занять вторую. Так должны ли мы утверждать, что голубь либо наклеивает этикетки универсального термина на набор предметов, либо собирает набор предметов, потому что все они имеют некое внутреннее свойство? Очевидно, что вовсе не голубь, а экспериментатор "закрепляет" кнопку "белый" за показываемыми белыми предметами, и он же собирает набор предметов, с которыми условно связан каждый акт положительного подкрепления. Так не проще ли видеть причину этого поведения в факторах подкрепления данного эксперимента? И если это так, то почему бы не распространить это понимание на детей или на себя самих? Ведь поведение попадает под управление стимулами при вполне определенных условиях подкрепления. А особые факторы подкрепления, культивируемые речевым общением, порождают "абстракции". Мы действительно прикрепляем материальные этикетки к материальным предметам, и мы группируем материальные предметы в соответствии с этикетками их свойств, но аналогичные когнитивные процессы являются выдумками, которые, даже будь они реальны, не приблизят нас к объяснению этого процесса, в отличие от внешних обстоятельств подкрепления.

Другим когнитивным истолкованием тех же данных было бы утверждение, что если и не у голубя, то во всяком случае у человека якобы формируется абстрактная идея или развивается концепция цвета. Развитие концепций является особенно популярным занятием когнитивистов. (Эта агрономическая метафора сводит к минимуму вклад окружающего мира в этот процесс. Мы, дескать, можем ускорить умственный рост, но мы ничуть не больше ответственны за его окончательный характер, чем крестьяне за свойства фруктов и овощей, которые они заботливо выращивают.) Цветное зрение является частью генетического фонда большинства людей, и оно развивается и растет в физиологическом смысле, возможно, в некоторой мере даже после рождения. Но тем не менее большинство стимулов начинают управлять поведением именно благодаря их месту среди факторов подкрепления. По мере того, как условия подкрепления становятся всё более сложными, они формируют и поддерживают всё более сложные акты поведения. Так что развивается именно стимулирование окружающим миром, а вовсе не умственный или когнитивный багаж.

Отрывки из недавнего обсуждения развития половой идентичности у ребенка можно перевести следующим образом:

"Ребенок формирует концепцию, основанную на том, что он наблюдал и что ему говорили о том, что значит быть мальчиком или девочкой". - (На поведение ребенка влияют его наблюдения за мальчиками и девочками, и что ему говорили о них.)

"Эта концепция чрезмерно упрощена, преувеличена и стереотипная". - (Факторы подкрепления, влияющие на поведение, упрощены, преувеличены и включают в себя стереотипное поведение родителей и других людей).

"По мере того, как ребенок развивается когнитивно, его концепции и, следовательно, его действия, становятся все более изощренными и адекватными действительности". - (По мере того, как ребенок становится старше, факторы подкрепления действуют более утонченно и более тесно связаны с фактическим полом ребенка).

Но дети не занимаются «специфическим образом формированием концепций» своей сексуальной идентичности и, «следовательно», самих себя; на самом деле их поведение постепенно изменяется по мере того, как окружающие изменяют своё поведение по отношению к подкрепления, а не потому, что развивается некая ментальная фикция, называемая концепцией.

* * *

Многие менталистские или когнитивные термины относятся не только к факторам подкрепления, но и к вызываемому ими поведению. Такие термины, как "разум", "воля" и "мысль" часто являются просто синонимами слова "поведение". Вот один историк пишет: «И вот стало господствовать то, что можно назвать застоем мысли, как будто разум, исчерпав себя на создании духовной ткани Средневековья, погрузился в косность". Исчерпание - это правдоподобная метафора, если период покоя следует за периодом активности, но ведь он пишет, что именно поведение стало застойным и инертным, очевидно потому, что изменились факторы подкрепления. Определенные социальные условия ("духовная ткань Средневековья") делала людей активными. А второй набор условий, который возможно был создан тем самим поведением, которое было вызвано первичными условиями, сделал их намного менее активными. Чтобы установить, что же произошло на самом деле, нам следует выяснить, почему изменились факторы подкрепления, а не то, почему мысль стала застойной или косной.

Поведение легко интернализуется как духовная жизнь, когда оно слишком слабо, чтобы окружающие его видели - когда, как говорится, оно "в уме". Один литератор написал, что "дирижер оркестра выдерживает определенный равномерный такт в соответствии с внутренним ритмом, и он может разбивать этот такт напополам опять и опять, причём с точностью, могущей состязаться с любым механическим инструментом". Но существует ли внутренний ритм? Отбивать такт - это поведение. Части тела часто используются как маятники для установления ритма - когда музыкант-любитель отбивает такт ногой или рок-музыкант всем своим телом, но другие виды упорядоченного во времени поведения приходится разучивать. Дирижёры выдерживают такт потому, что они выучили это под воздействием очень обостряющих чувство такта факторов подкрепления. Акты поведения можно значительно ослабить по интенсивности - так, что они не будут видны окружающим. Они по-прежнему ощущаются дирижером, но это чувство акта поведения, а не времени. История "развития у человека чувства времени" на протяжении веков - это не результат некоего «когнитивного развития», а изобретения часов, календарей и методов ведения учета, то есть другими словами, создания окружающего мира, который "следит за временем".

Когда историк сообщает, что в некий период истории "богатый, блистательный и традиционный правящий класс утратил свою волю", этим сообщается лишь то, что они перестали вести себя как богатый, блистательный и традиционный правящий класс. На несколько более глубокие изменения намекает слово "воля", но они не уточнены. Это не могло быть изменением конкретных людей, так как этот период длился более жизни одного поколения. Что по-видимому изменилось, так это были условия, влияющие на поведение членов этого класса. Может, они утратили свои деньги, или может быть, конкурирующие классы стали более сильными.

Чувства или испытываемые нами физические ощущения обычно рассматриваются как причины поведения. Мы идем на прогулку "потому что мы чувствуем такое желание". Удивительно, как часто не осознаётся бессмысленность такого объяснения. Выдающийся биолог С.Х. Уоддингтон (Waddington)(2) в своём отзыве на книгу Тинбергена пишет следующее:

«Вообще не ясно, сколь далеко он *Тинберген+ зайдет относительно аргументов одного из самых проницательных критических обсуждений этологии, сделанного Сюзанной Лангер, которая утверждает, что каждый шаг в сложной структуре поведения находится под управлением вовсе не иерархического набора нервных центров, а непосредственных чувств животного. Она утверждает, что животное делает следующий акт в последовательности не для того, чтобы достичь полезной цели, или даже не как шаг на пути к приятному результату, а потому, что оно в данный момент действительно чувствует такое желание.» (стр. 3)

Очевидно, Уоддингтон сам идет на поводу у такого "проницательного мнения".

Но предположим, что Лангер права. Предположим, что животные просто делают то, к чему они чувствуют желание. Каков будет следующий шаг в объяснении их поведения? Очевидно, что науку о поведении животных придётся заменить или дополнить наукой о чувствах животных. И она была бы столь же обширной, как и наука о поведении, потому что на всякий акт поведения якобы есть чувство. Но чувства труднее идентифицировать и описать, чем соотносимое с ними поведение, и нам придётся отказаться от объективного предмета исследования в пользу имеющего весьма сомнительный статус, доступ к которому возможен лишь через по необходимости дефективные каналы интроспекции (субъективного самоанализа). Но ведь внешние факторы останутся теми же. И чувства, и акты поведения будет иметь те же самые причины.

Один английский государственный муж недавно заявил, что ключом к пониманию преступности на улицах является «фрустрация». Молодые люди хулиганят и грабят, потому что они, мол, чувствуют «фрустрацию». Но отчего они чувствуют «фрустрацию»? Может быть от ого, что многие из них - безработные, либо оттого, что у них нет образования, необходимого для получения работы, или оттого, что рабочих мест попросту нет? Чтобы решить проблему уличной преступности, следовательно, мы должны изменить школы и экономику. Но какую роль во всем этом играет «фрустрация»? Что мы имеем в этом случае когда человек, который не может устроиться на работу, чувствует «фрустрацию» или когда человек чувствует «фрустрацию» и оттого хулиганит и грабит, или это просто тот случай когда если человек не может зарабатывать деньги, он, скорее всего, будет их красть, - и, возможно, испытывать физическое состояние, называемое «фрустрацией»?

Поскольку многие из событий, которые надо принимать во внимание при объяснении поведения, связаны с физическими состояниями, которые можно чувствовать, то, что конкретно чувствуют, может служить ключом к пониманию факторов подкрепления. Но сами чувства не являются такими факторами и не могут заменить их в качестве причины поведения.

* * *

По самой своей природе оперантное поведение поощряет на выдумывание психических или когнитивных процессов, которые якобы побуждают к действию. В случае рефлекса, будь он условным или безусловным, имеется явная первопричина. Она-то и вызывает реакцию. Но акт поведения, которое получает положительное подкрепление, происходит в таких ситуациях, которые, хоть и предрасполагают, но никогда не делают его обязательным. Кажется, что акт поведения начинается внезапно, без предвестников, якобы спонтанно. Вот из-за этого и выдумываются такие когнитивистские фикции, как намерения, цели или воля. Такие же вопросы обсуждались в рамках теории эволюции и по такой же причине: ведь естественный отбор - это особый вид причинности, который не так-то легко наблюдать. Именно потому, что управляющие факторы, которые занесены в историю оперантного подкрепления организма, действуют неявно, менталистские суррогатные «причины» получают шанс легитимации. Под влиянием положительного подкрепления мы делаем, как говорится, именно то, что мы хотим делать, и отсюда-то проистекает понятие свободы воли, как побуждающего состояния. (Кажется, это Джонатан Эдвардс сказал что мы верим в свободу воли потому, что нам известно наше поведение, но не его причины.)

Когда мы не знаем, почему люди предпочитают делают одно, а не другое, мы говорим, что они "выбирают" или "принимают решения". Слово choosing (выбор) первоначально означало исследование, изучение или проверку. Этимологически принять решение означало отвергнуть другие возможности, пойти в направлении, откуда нет возврата. Поэтому выбор и принятие решений являются очевидными формами поведения, однако несмотря на это когнитивные психологи выдумали их внутренние «ментальные» суррогаты. Анатоль Рапопорт (Rapoport) (3) формулирует это так:

"Испытуемому в психологическом эксперименте предлагается выбор между альтернативами, и он выбирает одну альтернативу изо всех прочих". И когда это происходит, то он говорит: "здравый смысл подсказывает, что испытуемый руководствуется предпочтением". Здравый смысл действительно подсказывает это, так делают и сами когнитивные психологи, но где же тут и что это такое - «предпочтение»? Есть ли это нечто большее, чем просто тенденция делать одно, а не что-то другое? Когда мы не можем сказать, откуда ветер приходит и куда уходит, то мы говорим, что он "веет, куда его клонит" (“bloweth where it listeth”), и здравый смысл, если не когнитивная психология, величает это предпочтением. (Слово “list” (уклон, крен) кстати, является примером термина с физическим прообразом, который используется в отношении ментального процесса. Оно означает "уклон", как, например, крен корабля. А так как предметы обычно падают в направлении, в котором они накренены, то мы говорим, что люди склоняются к кандидатуре Х на выборах, чтобы вчерне предсказать, как они проголосуют. Эта же метафора обнаруживается в слове "склонность" - мы "склонны" голосовать за X. Но из этого вовсе не следует, что у нас есть некие внутренние склонности и наклонности, которые влияют на наше поведение.)

"Намерение" - это довольно похожий термин, который некогда означал "растяжение". Его когнитивистская версия создала центральную проблему современной лингвистики. Следует ли принимать во внимание намерения говорящего? А в оперантном анализе речевое поведение определяется по тем последствиям, которые возникают в конкретной речевой ситуации, и поэтому когда когнитивные психологи разглагольствуют о намерениях, то на самом деле они говорят о последствиях (речевого поведения). Все акты оперантного поведения "тянутся" к будущему, несмотря на то, что все последствия, которые ответственны за силу этой "тяги", уже произошли. Я иду к питьевому фонтанчику "с намерением выпить глоток воды" в действительности имеет тот смысл, что я иду, потому что когда я делал это ранее, то выпивал воды. (Я могу пойти в самый первый раз, следуя указаниям других, но это вовсе не исключение, а пример поведения, управляемого правилами, о котором речь будет позднее).

* * *

Так обстоит дело с когнитивистской интернализацией факторов подкрепления и выдумыванием когнитивных причин поведения. Но для эффективного анализа куда более вредоносной является интернализация окружающего мира. Греки выдумали разум для объяснения того, как можно чем-то. Сам термин "познание" (“cognition”) одного корня со словом "половой акт" (“coitus”), как это и пишется в библейских текстах о том, что мужчина "познал" женщину. Не имея адекватной физики света и звука, ни химии вкуса и запаха, греки не могли себе представить, как можно познать мир вне тела познающего, возможно, на некотором от него расстоянии. Они решили, что для этого надо иметь некие внутренние копии мира. Таково происхождение когнитивистских суррогатов реального мира.

Различие между действительностью и сознательным опытом делается настолько часто, что теперь оно кажется очевидным. Фред Этнив (Attneave) (4) недавно написал: "Я считаю, что утверждение о том, что мир, как мы его знаем, является представлением, - это азбучная истина, так как действительно нет возможности того, чтобы оно каким-то способом могло быть неправильным" (стр. 493). Однако существуют по меньшей мере два способа, в зависимости от смысла. Если это заявление означает, что мы можем знать только представления о «внешнем» мире, это "азбучная истина" только в том случае, если мы - это не наши тела, а их обитатели, разместившиеся где-то внутри. Но ведь наши тела находятся в прямом контакте с реальным миром и могут реагировать на него непосредственно. Конечно, если бы мы были запрятаны в своих головах, то нам следовало бы быть довольными этими «представлениями».

Другой его возможный смысл в том, что познание - это тот самый процесс «конструирования» психикой копий реальных вещей, но если это так, то как нам узнать, копии ли это? Надо ли нам делать их копии? И бесконечна ли такая регрессия?

Некоторые когнитивные психологи признают, что знание есть действие, но пытаются и тут настоять на своём, цацкаясь с ещё одним ментальным суррогатом. Они заявляют, что знание - это "система предложений" (system of propositions). Один такой автор утверждает: «когда мы употребляем слово «видеть», мы имеем в виду мост между картиной сенсорной стимуляции и знанием, которое состоит из предложений". Но эти "предложения" - просто переиначенная версия "поведения", а "мост" существует между стимулами и актами поведения и был построен тогда, когда стимулы были частью условий подкрепления.

Эти «представительные» теории познания моделируется на практическом поведения. Мы, конечно, делаем копии предметов. Мы создаем представительные произведений искусства, потому что созерцая их, мы получаем во многом такое же положительное подкрепление, как и при виде того, что они представляют. Мы делаем карты, потому что наше поведение, руководствующееся ими, получает подкрепление, когда мы прибываем к месту назначения на территории, изображенной на карте. А вот есть ли внутренние суррогаты? Когда мы мечтаем, разве мы сперва «конструируем» копии эпизодов, от которых получаем подкрепление, а уже потом созерцаем их, или же мы просто видим события еще раз? И когда мы ознакомляемся с ранее незнакомой местностью, «конструируем» ли мы когнитивные карты, которым затем следуем или же мы просто следуем приметам местности?

Если мы якобы следуем когнитивной карте, должны ли мы научиться делать это, и потребуется ли для этого карта карты? Ведь не существует никаких доказательств ментального «конструирования» образов - для их рассмотрения, или карт - чтобы им следовать. Организм просто реагирует на мир в точке соприкосновения; а «конструирование» копий было бы пустой тратой времени.

* * *

Знание является ключевым термином в когнитивистском теоретизировании, и оно захватило господствующие позиции. Его часто противопоставляют восприятию. Нам говорят, что мы в состоянии видеть, что на карточке есть 3 точки, но можем знать, что точек 3 только после их подсчета, хотя подсчет является формой поведения. Заметив, что у одной спирали можно видеть, что она непрерывна, а вот у другой спирали это может быть установлено, только проследив её ход, Бела Юлес (Julesz) (5) заявил, что "любые визуальные задачи, которые невозможно решить спонтанно, без усилий и размышлений, можно считать когнитивными задачами, а не перцептуальными"(стр. 34), хотя все стадии решения и в этом примере тоже явно поведенческие.

Разговоры о знании относительно предметов тоже являются конструированием внутренних суррогатов факторов (оперантного кондиционирования). Мы смотрим игру в футбол, а затем нам говорят, что мы имеем знание о том, что произошло. Мы прочитаем книгу, и нам говорят, что мы знаем, о чем она. То есть якобы игра и книга каким-то образом "представлены" в нашем сознании. Мол, "мы обладаем определенными фактами" Но очевидно лишь то, что мы можем описать то, что произошло в ходе игры и рассказать, о чём эта книга. Наше поведение действительно изменилось, но нет никаких доказательств того, что мы приобрели знания. Так что "обладать фактами" - это не хранить факты внутри себя, а измениться под их влиянием. Владение знаниями подразумевает хранение, и на этой основе психологи-когнитивисты понагородили великое множество ментальных суррогатов поведения. Нам заявляют, что, мол, организм воспринимает и хранит окружающий мир - возможно, в некоем переработанном виде. Предположим, что девочка вчера посмотрела фильм, и если сегодня попросить её рассказать о нем, то она это сделает. Что же произошло? Традиционным ответом будет нечто вроде следующего: Когда девочка вчера смотрела фильм, то она создала себе его копию в уме (которая, в сущности, и является тем, что она видела). Она закодировала её в соответствующей форме и хранит её в своей памяти, где она и была до сих пор. Когда её сегодня попросили пересказать фильм, она сделала поиск в памяти, получила хранящуюся закодированную копию и превратила её в подобие оригинала фильма, который она затем смотрела и одновременно пересказывала.

Эта интерпретация сделана по образцу физического архивирования. Мы, мол, делаем копии и другие записи, а потом реагируем на них. Но происходит ли что-то подобное в наших головах? Если что-то "хранится", то это только поведение. Мы говорим о "приобретении" поведения, но в какой форме им владеют? Где это поведение, когда организм бездействует? А где в настоящий момент и в какой форме хранится то поведение, которое я проявляю, когда слушаю музыку, ем обед, разговариваю с другом, совершаю утреннюю прогулку или почёсываю зудящее место?

Психологи-когнитивисты говорят, что речевое поведение сохраняется в виде "лексической памяти". Речевое поведение часто сохраняется в виде документов, которые могут храниться в архивах и библиотеках, и поэтому метафора хранения становится очень правдоподобной. Но больше ли пользы от этого выражения, чем от высказываний о том, что мое поведение поедания обеда хранится в виде «трапезной памяти», или поведение почёсывания - в виде «памяти о почесывании»? Наблюдаемые факты достаточно просты: я овладел репертуаром поведения, части которого я проявляю в соответствующих условиях. А метафора хранения и поиска лишь городит огород вокруг этих фактов.

Метафору ввода-хранения-поиска и вывода из памяти сделали модной компьютеры и теория информации, созданная для управления физическими системами. Результатом стремления создать машины, которые бы думали, как люди, стала поддержка теорий, согласно которым люди (якобы) думают, как машины. Недавно разуму было дано такое определение: «Система организаций и структур, приписываемых индивиду, который ведёт обработку на входе ... и обеспечивает вывод на различные подсистемы и мир". Но чьи они, эти "организации и структуры"? (Эта метафора получила хождение благодаря тому, каким образом она игнорирует животрепещущие проблемы. Болтая о вводе, можно забыть все трудности сенсорной психологии и физиологии; болтая о выводе, можно забыть все проблемы регистрации и анализа актов поведения; а болтая о хранении и поиске информации, можно избежать всех трудных проблем реальных изменений организмов при контакте с окружающей средой, и как эти изменения выживают.)

Часто говорят, что сенсорные данные хранятся как образы - подобно тому, как говорят, что образы представляют реальный мир. Когда они попадут «внутрь», то их перемещают в когнитивных целях. Есть известный эксперимент по обобщению цветов, в котором голубь клюет диск, скажем, светло-зеленого цвета, и это поведение получает подкрепление по схеме с варьирующим интервалом. Когда вырабатывается стабильный темп актов поведения, подкрепление прекращают, а цвет диска изменяют. Голубь реагирует на другой цвет с темпом, зависящим от того насколько цвет отличается от первоначального, при этом похожие цвета вызывают более высокий темп, чем контрастирующие. Психолог-когнитивист может объяснить результат так: голубь воспринимает новый цвет (как "ввод"), извлекает первоначальный цвет из памяти, где он хранился в некоем переработанном виде, ставит два цветных образа бок о бок, чтобы их можно было легко сравнить, и после оценки различия реагирует с соответствующим темпом. Но какое преимущество даёт замена голубя, который реагирует на разные цвета на диске, на «внутреннего голубя», который реагирует на цветные образы в своем уме? А фактически суть простая: вследствие известной истории подкрепления различные цвета управляют различными темпами реакции.

Эта когнитивистская метафора основана на поведении в реальном мире. Мы храним образцы материала и извлекаем их для сравнения с другими образцами. Мы сравниваем их в буквальном смысле слова - ставя их рядом, чтобы различия стали более очевидны. И мы реагируем на разные вещи по-разному. Вот и всё. Всю болтовню об обработке информации можно сформулировать как изменения в управлении, вызываемые стимулами.

* * *

Хранение практических знаний поднимает еще один вопрос. Когда я учусь, скажем, разбирать кольца головоломки, то кажется маловероятным, что я храню моё знание того, как это сделать, как копию головоломки или тех условий подкрепления, которые те, кто пытается ее решить, получают от головоломки. Вместо этого когнитивистская теория заявляет, что я храню правило (разрешения головоломки). Правила широко используются в качестве ментальных суррогатов поведения, отчасти потому, что их можно выучить на память и, следовательно, «иметь». Но есть важное различие между правилом и условиями подкрепления, которые оно описывает. Правило можно «усвоить внутрь» в том смысле, что его можно пересказать самому себе, но ведь этим я не «усваиваю» сами условия (подкрепления).

Я могу научиться решать головоломку одним из двух способов. Я могу передвигать кольца относительно друг друга, пока не натолкнусь на ответ, как их разделить. Это поведение получит подкрепление, и если я проделаю то же самое несколько раз, то в конечном итоге смогу быстро разделять кольца друг от друга. Мое поведение было сформировано и закреплено его результатом разделения колец. С другой стороны, я могу просто следовать печатной инструкции, которая приложена к головоломке. Эта инструкция описывает поведение, которое разделяет кольца, и если я уже научился следовать указаниям, то смогу избежать вероятно длительного процесса формирования моего поведения под действием условий подкрепления.

Инструкции - это правила. Подобно советам, предупреждениям, афоризмам, пословицам, а также государственным и научным законам, они являются чрезвычайно важной частью культуры, позволяющей людям пользоваться опытом других. Те, чьё поведение было сформировано условиями подкрепления, делают описание этих условий, а другие затем поступают так, как в описании, чтобы этим условиям (подкрепления) не подвергаться. Но психологи-когнитивисты утверждают, что что-то в этом роде происходит «внутри», когда люди учатся непосредственно на опыте условий подкрепления. Они утверждают, что люди обнаруживают правила, которым затем сами следуют. Но в условиях (подкрепления) нет никаких правил, и тем, чьё поведение сформировано их воздействием, правила вовсе не обязательно "известны". (Нам повезло, что дело обстоит именно так, ведь правила - это продукты речевой деятельности, которая возникла очень поздно в эволюции видов).

Различие между правилами и условиями (подкрепления) в настоящее время имеет важное значение в области речевого поведения. Дети учатся говорить благодаря речевому общению с другими даже без преподавания. Одни речевые ответы эффективны в общении, а другие - нет, и с ходом времени формируется и закрепляется все более и более эффективное поведение. Факторы, действующие таким образом, можно анализировать. Речевой ответ "означает" нечто в том смысле, что говорящим управляют специфические условия; а речевой стимул "означает" нечто в том смысле, что слушатель реагирует на него специфическим образом. Языковая общность людей поддерживает существование факторов такого рода, что ответы, сделанные в специфических ситуациях, могут быть полезными стимулами для слушателей, которые затем поступают соответствующим образом.

Более сложные отношения между поведением говорящего и слушающего относятся к области синтаксиса и грамматики. До времен античных греков, по-видимому никто не знал, что есть грамматические правила, хотя люди говорили грамматически правильно в том смысле, что их речевое поведение было эффективным в рамках (речевых) условий (подкрепления) поддерживаемых их языковой общностью, подобно тому как нынешние дети учатся говорить без преподавания правил, которым они должны следовать. Однако психологи-когнитивисты настаивают на том, что говорящие и слушатели должны сами для себя открыть эти правила. Один корифей даже постулировал, что речь - это "участие в форме целенаправленного поведения, которой управляют правила (языка)". Но нет никаких фактических свидетельств того, что правила играют вообще какую-либо роль в поведении рядового носителя языка. С помощью словаря и грамматики мы можем составить приемлемые предложения на языке, на котором мы вообще не говорим, и мы можем изредка справляться со словарем или грамматикой своего родного языка, но даже в этом случае мы редко говорим, используя правила. Мы говорим потому, что наше поведение формируется и поддерживается практикой языкового общения (языковой средой).

* * *

Втиснув окружающий мир в голову в форме сознательного опыта, а поведение - в форме намерений, воли и выбора, и ещё втиснув туда на хранение результаты действия факторов подкрепления в виде знаний и правил, психологи-когнитивисты собрали там это всё вместе, чтобы смастачить там интернализованное подобие самого организма, своеобразного двойника, весьма похожего на классического гомункулуса, чьё поведение стало предметом того, что Пиаже и прочие называют "субъективным бихевиоризмом". Ментальный аппарат, изучаемый когнитивистской психологией - это довольно грубая версии факторов подкрепления и результатов их действия.

Каждый так называемый когнитивный процесс имеет "физическую модель". Мы ассоциируем объекты, поставив их вместе. Мы храним информацию и извлекаем её для последующего использования. Мы сравниваем объекты, положив их рядом, чтобы подчеркнуть различия. Мы различаем объекты друг от друга, разделяя их и обращаясь с ними по-разному. Мы
идентифицируем объекты, изолируя их из сложного окружения. Мы абстрагируем множества объектов из сложных массивов. Мы описываем условия подкрепления в виде правил. Это - действия реальных людей. Это только в причудливом мире внутреннего гомункулуса они становятся ментальными процессами.

Уже сама скорость, с которой изобретаются когнитивные процессы для истолкования поведения, должна вызывать у нас подозрения. Мольер шутил над медицинской фразеологией более 300 лет назад: "Высокоученые доктора спрашивают меня, в чём причина и смысл того, почему опиум усыпляет людей, на что я отвечаю, что в нем есть снотворное начало, природа которого состоит в усыплении чувств". «Кандидат» из пьесы Мольера мог бы привести ещё доказательства из интроспекции, ссылаясь на побочное действие этого препарата, заявив: "На что я отвечаю, что опиум вызывает чувство сонливости". Но снотворное начало само по себе является чистой выдумкой, которой и в наше время есть параллели.

Недавно в Европе состоялась конференция, посвященная научной креативности. Сообщение, опубликованное в журнале Science (6), начинается указанием на то, что более 90% научных инноваций было сделано менее чем 10% всех ученых. Следующее предложение может быть перефразировано так: "Высокоученые доктора спрашивают меня, в чём причина и смысл того, почему так происходит, на что я отвечаю - это потому, что лишь немногие из ученых обладают креативностью". И аналогично: "Высокоученые доктора спрашивают меня, в чём причина и смысл того, почему дети учатся говорить с большой скоростью, на что я отвечаю - это потому, что они обладают лингвистической компетенцией». Публика Мольера смеялась над этим.

* * *

Когнитивные психологи имеют два ответа на упрек, что ментальный аппарат является метафорой или выдуманной конструкцией. Первый состоит в том, что знание когнитивных процессов получено с помощью интроспекции. Ведь всем мыслящим людям известно, что они думают, не так ли? И если бихевиористы говорят, что это не так, то они признают низший порядок своего менталитета или неискренни - ради защиты своей позиции... Но никто не сомневается в том, что поведение включает в себя внутренние процессы, вопрос только в том, насколько хорошо их можно познать через интроспекцию. Как я уже говорил ранее, самопознание, сознание, или самосознание стало возможным только тогда, когда род человеческий обрел речевое поведение, и это произошло очень поздно в эволюционной истории. Нервная система, которая тогда для
этого имелась у человека, эволюционировала для других целей и не вступала во взаимодействие с более важными физиологическими процессами. Те, кто наблюдают своё мышление, осознают лишь чуть больше своего перцептивного и моторного поведения - как явного, так и "в уме". Они, можно сказать, наблюдают результаты "когнитивных процессов", но не сами процессы как таковые; наблюдают "поток сознания", но не то, что вызывает его течение, наблюдают "образ лимона", но не (гипотетический) акт ассоциации его внешнего вида со вкусом, наблюдают своё использование этого абстрактного термина, а не процесс абстракции, наблюдают имя, которое вспомнили, но не его извлечение из памяти, и так далее. При помощи интроспекции невозможно наблюдать физиологические процессы, посредством которых поведение формируется и закрепляется при помощи условий подкрепления.

А вот физиологи наблюдают за ними, и когнитивные психологи ищут моменты сходства, из которых можно предположить, что они и физиологи говорят об одних и тех же вещах. Уже тот факт, что когнитивные процессы происходят внутри организма, позволяет предположить, что когнитивные истолкования ближе к физиологии, чем факторы подкрепления, изучаемые теми, кто анализирует поведение. Но если когнитивные процессы всего-навсего слепок факторов окружающего мира, то тот факт, что им отвели место внутри организма, никак не приблизит их к физиологическим данным. Наоборот, увлечение воображаемой внутренней жизнью ведёт к пренебрежению наблюдаемыми фактами. Когнитивные «конструкции» дают физиологам ложную картину того, что они ищут внутри организма.

* * *

Короче говоря, я не являюсь когнитивным психологом в силу многих причин. Я не вижу никаких доказательств того, чтобы их внутренний мир ментальной жизни имел отношение ни к анализу поведения как функции воздействий окружающего мира, ни к физиологии нервной системы. Соответствующие наука о поведении и физиология будут двигаться вперед наиболее быстро, если их области компетенции будут правильно определены и проанализированы. Я в равной степени озабочен практическими последствиями. Аргументация от когнитивных состояний и процессов - это ложный след, который вполне может быть ответственен за большую часть нашей неспособности решать наши проблемы. Нам надо изменить наше поведение, и мы можем сделать это только при помощи изменения окружающей нас физической и социальной среды. Человечество выбрало неправильный путь с самого начала, когда оно предположило, что его цель заключается в изменении "умов и сердец мужчин и женщин", а не мира, в котором они живут.»

ССЫЛКИ И ПРИМЕЧАНИЯ

1. Popper, K.R. Poverty of historicism. London: Routledge and Kegan Paul, 1957.

2. Waddington, C.H. How to succeed in nature without really trying. New York Time Book Review, February 3, 1974, pp. 2-3.

3. Rapoport, A. Experimental games and their uses in psichology. Morristown, NJ.: Silver Burdett Company, General Learning Press, 1973.

4. Attneave, F. How do you know? American Psychologist, 1974, 29,493-499,

5. Julesz, B. Experiments in the visual perception of texture. ScientificAmerican, April 1975, pp.34-43.

6. Maugh, T.H. II. Creativity: Can it be dissected? Can it be taught? Science, 1974, 184, 1273.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

«Уже на протяжении многих лет, читая статьи и книги о человеческом поведении, я невольно делаю по ходу чтения (обычно в уме) перевод менталистских терминов в бихевиористские. В одно время я начал составлять словарь, в котором я давал переводы общераспространенных менталистских терминов, в каждом случае приводя факторы подкрепления, вызывающие данное поведение, которое обычно приписывают этому когнитивному процессу.

Но речь тут шла о большем, чем просто о переводе. Необходимо было вывести на чистую воду приёмы когнитивных психологов. Свобода пользования менталистскими терминами без серьезных ограничений привела к печальным последствиям: психологическое мышление утратило большую часть научной строгости.

Эта статья содержит примеры "перевода", важные для трех специальных областей: (1) восприятие (реинтерпретировано как установление управления поведением стимулами, при соответствующих условиях подкрепления), (2) действия (то есть интернализации поведение и вероятности актов поведения) и (3) когнитивных процессов, которые якобы координируют действия с восприятием (генерализованные факторы подкрепления, ответственные за поведение индивида).

Я вообще отвергаю любые ссылки на физиологию в попытке объяснить поведение - на том основании, что физиология всё еще куда менее развита, чем анализ поведения, и ей ещё надо подрасти, чтобы иметь дело с процессами, обуславливающими поведение, которое объясняется факторами подкрепления. Но в этой статье я обращался к физиологии, а вернее к анатомии, где есть четкие факты, имеющие ясное отношение к сути дела. Вопрос заключается в следующем: сколь многое из происходящего в наших собственных телах и являющегося результатом действия факторов подкрепления, можно наблюдать через интроспекцию? Ведь если интроспекция стала возможной только после развития достаточно утонченного речевого поведения, обеспечивающего условия, при которых люди действительно наблюдали бы своё собственное поведение или физиологические процессы своего организма, то времени для эволюции соответствующей нервной системы просто не было. Имеющаяся нервная система эволюционировала вследствие других причин. Следовательно, мы не можем "наблюдать когнитивные процессы", потому что у нас нет нервов, соединяющих соответствующие функции в мозге. В лучшем случае мы можем наблюдать факторы подкрепления и их последствия, и это -
всё, что когнитивные психологи на самом деле делают».

Теги

Учебные материалы